Несколько человек — в том числе Перси, Ли Джордан, Рон, Невилл и Гермиона — покачали головами, остальные продолжали смотреть на нарушителей правил. Гарри не смел поднять глаза, чувствуя, как краска заливает щёки. Но он был бесконечно благодарен Рону, который промолчал о Карте и мантии. Пусть даже в большей степени из-за братьев, а не ради Гарри. Профессор вздохнула:
— Что ж… Полагаю, вы и сами понимаете, что чисткой кубков в Зале Наград подобную провинность не искупить. Отработку мистерам Уизли, Маджере и Поттеру назначит лично директор. Кроме того, с каждого из них я уже сняла по семьдесят пять баллов, — Гарри всё ещё не поднимал взгляд, но тишину, казалось, можно резать ножом. — Кроме того, родителям Уизли, так же, как и опекунам Маджере и Поттера, будут направлены письма с уведомлением о случившемся… И, если кто-то повторит их «подвиг», ошибочно посчитав этот проступок геройством, то вылетит из школы быстрее, чем сможет себе представить. Разумеется, это касается не только присутствующих здесь учеников, — добавила она и, круто развернувшись, вышла из гостиной.
Только после того, как за МакГонагалл закрылся проход, Гарри всё-таки поднял глаза на собравшихся. Те продолжали сидеть молча, с выражением крайнего шока на лицах. Первой в себя пришла Гермиона.
— Триста потерянных баллов за ночь! — она вскочила с кресла, тряхнув волосами, ещё более взъерошенными, чем обычно. — Вы что, с ума сошли? Какой Хогсмит? Что и кому вы передали? Чудо, что вас из школы не исключили! Да вас убить могли! А теперь Слизерин вновь получит Кубок школы…
Девочка задохнулась от возмущения, и паузой поспешил воспользоваться Перси Уизли:
— Даже для вас это слишком, — заявил он, грозно взглянув на братьев. — Мать будет в ярости…
— Отстань, Перси, — отмахнулся Джордж. — Мы в это вообще случайно замешаны оказались.
— То есть… — Перси перевёл взгляд на Гарри, затем на Рейстлина, а потом опять на братьев. — Ты хочешь сказать, что во всём виноваты двое глупых первокурсников?
— Точно, — зевнул Фред. — Рейстлину надо было повидаться с сестрой, а мы…
— Вообще-то, о встрече с Китиарой попросил я, — торопливо выкрикнул Гарри, но его уже никто не слушал. Все разом повскакивали со своих мест, загалдев, мелькнули выхваченные кем-то палочки.
— Тихо! — внезапно рявкнул семикурсник, являющийся старостой школы. Как ни странно, это возымело действие: обозлённые гриффиндорцы замерли. А парень продолжил: — Нечего усугублять ситуацию. Расходимся по спальням. Но учтите, — он поочерёдно указал пальцем на каждого из четверых нарушителей, — теперь весь факультет будет следить, что вы там ещё натворить вздумаете, — он развернулся и ушёл по направлению к спальням. За ним потянулись и все остальные. Однокурсники при этом одаривали Гарри и Рейстлина злобными взглядами. На пороге своей спальни Гермиона обернулась:
— Поверить не могу, что вам настолько плевать на факультет, — в её голосе звучали слёзы. — Ладно, они, — кивнула девочка на близнецов. — Им всегда было всё равно, сколько баллов снимают с факультета из-за их шуточек. Но… — не договорив, она скрылась за дверью.
Рон дождался, пока в гостиной не останется ни одного человека, и лишь затем подошёл к ним. Не глядя на Гарри и Рейстлина, он обратился к братьям:
— Про Карту я не сказал, потому что побоялся, что она снимет ещё больше баллов. За то, что знал и молчал… — он повернулся к Гарри. — А мантии у тебя сейчас нет, значит, вы ей не пользовались… Но заканчивайте с этим! Что ты там своей сестрице нёс? — зло спросил он, посмотрев, наконец, на Рейстлина.
— Дракона, — спокойно ответил тот. — Норвежского горбатого, редкий экземпляр.
Гарри ошарашенно уставился на друга, как, впрочем, и близнецы. Рон, вытаращившись, какое-то время беззвучно открывал и закрывал рот, а затем, побагровев, выпалил:
— Ну и отлично! Можешь не говорить, в конце-то концов, это ничего не изменит! Гриффиндор потерял кучу баллов…
— Ни единого из которых лично ты не заработал, — перебил Рейстлин. Рон, одарив его очередным злобным взглядом, скрылся в спальне.
— Эй! — возмутился Фред. — Со своим братом так разговаривать будешь! Из-за вашей затеи мы во всё это вляпались! И зачем ты ему про дракона рассказал?
— Да затем, чтобы он не поверил, — Рейстлин говорил так, словно это было очевидно. — И вы теперь тоже сколько угодно можете вопить, что это и впрямь был дракон, никто этому не поверит. Так что, если Китиару не поймают с поличным, и если Хагрид не вздумает бежать к Дамблдору или в Министерство с чистосердечным признанием, то хотя бы в незаконной контрабанде магических существ обвинения удастся избежать. Нарушение школьных правил ни в какое сравнение с нарушением законов не идёт, уж это вы понимать должны!..
— Но это не значит, что профессора оставят попытки узнать, что было в ящике, — заметил Джордж.
— Если не проболтается кто-то из нас или Хагрид, то узнать это они могут только от Китиары, а её сначала надо поймать. Вряд ли в желании добиться от нас правды Дамблдор или МакГонагалл прибегнут к пыткам или сыворотке правды…
— Сыворотка правды? — не понял Гарри. В то, что учителя способны пытать учеников, он тоже не верил.
— Зелье, которое заставляет выпившего правдиво отвечать на любые вопросы, — пояснил Фред. — Ладно, надо признать, что на этот раз шалость не удалась… А ещё матери напишут… И Слизерин опять на первом месте, — мрачно закончил он.
По спальням нарушители расходились в молчании. Укладываясь в кровать, Гарри поклялся себе, что ни во что больше не будет вмешиваться — по крайней мере, до конца этого года точно.
***
В магловской школе Гарри частенько подвергался травле со стороны кузена и его дружков, а остальные ученики предпочитали с ним не общаться — не в последнюю очередь опасаясь всё того же Дадли. Но в Хогвартсе ситуация изменилась — здесь Гарри был знаменитостью, самым популярным учеником и всеобщим любимцем… Тем больнее ему было превратиться в самого презираемого и ненавидимого. Узнав, каким образом Гриффиндор не только уступил — в очередной раз — первенство по баллам Слизерину, но и оказался на последнем месте, чего не бывало, кажется, ни разу за всю историю школы, даже когтевранцы и пуффендуйцы изменили своё к нему отношение. Только слизеринцы, завидев Гарри, начинали ему аплодировать и благодарить за «подаренную победу».
Разумеется, Рейстлину и близнецам Уизли тоже приходилось нелегко. Многие ученики, воспользовавшись ситуацией, припомнили все «шалости» близнецов, от которых, так или иначе, пострадали за этот учебный год. По счастью, ни у кого из них не было доказательств, и МакГонагалл не стала снимать с факультета ещё больше баллов. Кроме того, на следующий день, в обед, старая, долетевшая, кажется, только усилием воли, сова, принесла близнецам ярко-красный дымящийся конверт — и вот тут-то Гарри понял, что такое Громовещатель. От крика, исторгавшегося письмом, звенели стёкла. Близнецы сидели, вытянувшись по струнке, и, не мигая, словно загипнотизированные, смотрели на кричащее письмо, пока оно, наконец, не замолчало, после чего в одно мгновение сгорело в воздухе.
Гарри не получил от Дурслей никакого письма, в чём, собственно, не было ничего удивительного. Если дядя с тётей на что и рассердились, так это на его благополучное возвращение в школу.
Вообще, из-за фразы Фреда, большинство гриффиндорцев считало зачинщиком ночной вылазки именно Рейстлина. Пожалуй, отношение к нему было ещё хуже, чем к Гарри, хотя, поскольку они продолжали всюду появляться вместе, различить, на кого конкретно направлено всеобщее негодование, не представлялось возможным. Несколько раз в коридорах в них исподтишка бросали хоть и не опасные, но весьма неприятные заклятья. Большинство они отражали, либо тут же расколдовывали друг друга, но пару раз — то вместе, то по отдельности — попадали в больничное крыло. Как правило, это были заклятья, брошенные… Фредом и Джорджем. Близнецы Уизли были свято уверены, что во всём виноваты именно Гарри и Рейстлин. Отчасти это было правдой — ведь именно Гарри попросил их о помощи. Но от осознания данного факта легче не становилось. Старосты — не только Перси, но и с других факультетов — застав момент нападения (что, впрочем, случалось не так уж часто), делали вид, что ничего страшного не происходит. Рейстлин в долгу не оставался — Фреда с Джорджем ему подловить не удавалось, но другие, осмелившиеся заколдовывать их с Гарри, рано или поздно также попадали в больничное крыло — и некоторым требовалось несколько часов, чтобы вернуться в норму. Вдобавок, Рейстлин ухитрился ни разу при этом не попасться ни преподавателям, ни старостам, ни другим ученикам. Гарри старался от него не отставать — вот когда пригодилась подаренная на Рождество книга! — но всё-таки уступал. Хотя их совместных усилий хватило, чтобы до конца недели все поняли, что провинившиеся не будут безропотно сносить атаки, и все вернулись к молчаливому бойкоту. Но расслабляться ни Гарри, ни Рейстлин всё-таки не спешили.