Не разрешили закончить.
— Егор, прости меня… — вдруг прошептала она, а он отчётливо, своими глазами увидел, как с лица сходит тень надменности. — Прости, если сможешь…
«Э-э-э…»
В оглушённом молчании воззрившись на Надежду Александровну, Егор силился понять, где здесь спрятан подвох. Наверняка же где-то кроется, где-то в сеточке гусиных лапок или в трагично опущенных уголках губ. В воде на ресницах? В интонации? В хрипотце? В мимике? Где?..
Ему казалось, эту собаку зарывали, подойдя к процессу со всей тщательностью и ответственностью.
— Мне через ночь снится наш перекрёсток и вы на нём. Я не могу больше там ходить, — меж тем продолжала она, и в сиплом голосе зазвенели нотки безысходного отчаяния. — Я еженощно слышу слова, которые тебе наговорила, и проклинаю себя за каждое, — «Прекратите…» — Ты мою девочку уберёг, я ведь могла её тогда потерять…
«Я тоже мог»
Что-то пока ни один мало-мальски адекватный ответ в голову не шёл. Как-никак, к такому вот-это-повороту жизнь Егора не готовила. Надежде Александровне вновь удалось застать его врасплох, и пока всё, что он оказался способен выдать ей в качестве реакции — это напряжённый недоверчивый взгляд исподлобья. Извилины в черепной коробке уже минуту как усиленно ворочались, но до сих пор не подкинули догадки, в чём же будет трюк. Может, в этих реках слёз? Сейчас она провернёт фокус, который уже показывала неоднократно: продавит его, разведёт на вал эмоций, достанет из рукава высшие козыри, приправит джокерами, поджарит до готовности и слопает.
Фигушки.
На всякий случай внутренняя система безопасности приглушила звуки шума́ми, а мозг скомандовал не пересекаться взглядами и отказался вдумываться в смысл фраз, которые полетят далее. Он пропустит их, что называется, мимо ушей. Да.
— Я не имела права вмешиваться так грубо, я судила поверхностно, — заламывая пальцы, пробормотала Надежда Александровна. — Ты этого не заслужил. Я была не в себе и наговорила тебе какой-то чуши!
Кажется, только что прозвучало, что он не заслуживает поверхностных суждений. Или что-то вроде… В придушенном голосе ясно слышалась мольба…
«Да в чём прикол?!»
От нарастающего удивления оттянуло вниз челюсть — рот уже какое-то время как открылся. Судорожные поиски хоть каких-то слов пока ни к чему не привели: они никак не желали рождаться, по крайней мере, искренние. «Успокойтесь, Надежда Александровна, я не злопамятный». «Так уж и быть, вы великодушно прощены, Надежда Александровна, не надо так переживать». «Я уже десять раз забыл, Надежда Александровна, перестаньте плакать». Всего этого он сейчас озвучить не мог. А что мог? Разве вот, что однажды всё наладится.
Нет, это тоже вопрос весьма и весьма спорный.
Всё-таки развела его опять. Как ей раз от раза только удается?!
— Береги мою девочку, заклинаю тебя, Егор! Прошу! — туда-сюда мотая головой и поспешно стирая слезы тыльной стороной ладони, воскликнула её мать. — Береги её, потому что я уже не могу…
«Так!»
Так, вот здесь он уже будет способен хоть что-то в мир выдать, сейчас дар речи к нему вернётся. А прозвучавшее ранее потребует серьёзной мыслительной обработки.
— За Ульяну не волнуйтесь, Надежда Александровна, — вскидывая подбородок и устанавливая, наконец, зрительный контакт, твёрдо произнес Егор. — Всё будет нормально.
Абсолютно точно. Железно.
И тут за спиной будущей тёщи вдруг раздалось:
— Ульяна в надёжных руках.
И в воздухе явственно запахло жареным.
На пороге квартиры со здоровой клеткой в руке и тряпичной сумкой через плечо материализовалась Уля. Оказавшаяся на её пути мать мешала проходу. Сталь в выбранной Ульяной интонации вынудила внутренне подобраться и озадачиться вопросом, кому же предназначалась пророненная реплика — ему или Надежде Александровне? И пару секунд спустя выдохнуть: направленный на него мягкий взгляд подсказывал, что второй вариант вернее.
«По ходу, не в этот раз…»
Чёрт поймет, наладится ли когда-нибудь у Ильиных или уже нет. Однако одно понятно точно: сегодня обошлось без жертв. Даже появилось, о чём подумать на досуге.
Протянул руку, Надежда Александровна посторонилась, и клетка с котом не без короткой борьбы, закончившейся его предостерегающим фырканьем, перекочевала к кому положено. Ульяна недовольно цокнула, как делает всегда, когда ей мерещится, что ещё «рановато», но Егор притворился, что не расслышал. Не сахарный, не растает от нагрузки. Всё внимание тут же забрала на себя пушистая задница, виднеющаяся за металлическими прутьями. Кажется, ему намекали на страшную обиду, затаившуюся в крохотном кошачьем сердечке.