Когда он впервые увидел свою фамилию напечатанной на страницах газеты, радости его не было конца. Он притащил из редакции десять экземпляров газеты, а его мама купила в киоске еще двадцать, и оба с восхищением вглядывались в напечатанную крупным шрифтом хорошо знакомую фамилию и в который раз по очереди читали вслух заметку Семена, которая называлась «Снова на трудовом посту» и была посвящена старому заводскому мастеру, вернувшемуся в цех, чтобы на общественных началах учить молодых рабочих...
— Красиво звучит, — сказала мама. — «Эс. Лигутин».
— Я буду иначе подписываться, — сказал Семен, — «Сем. Ли», а полностью буду подписываться в других случаях...
— В каких? — спросила мама, но Семен ушел от ответа, это была тайна, принадлежавшая лишь ему одному и никому другому.
На редакционных совещаниях и летучках Семена хвалили. Но, сколько он ни пытался, ему так и не удалось тиснуть в газете ни одного стихотворения, даже самого маленького.
Ответсекретарь, мрачный старик, по слухам, некогда работавший с Власом Дорошевичем, знавший самого дядю Гиляя, отрезал раз и навсегда:
— И без твоих виршей, мой мальчик, обойдемся и проживем...
А Семен между тем поймал себя на том, что постепенно начал охладевать к поэзии. Ему просто-напросто расхотелось писать стихи, и все больше стала тянуть к себе проза. Он написал рассказ о смелом, боевом разведчике, который в новогоднюю ночь приволок целых троих «языков» в свой полк.
Рассказ он приурочил к Новому году, сказалась газетная выучка — готовить загодя материалы к примечательным датам. Рассказ назывался «Новогодний подарок» и самому Семену очень нравился. Особенно нравилось начало:
«Светила луна, и бледный ее свет обливал равнины, щедро покрытые снегом. Мороз крепчал, гремели раскаты дальнобойных орудий, с визгом разрывались гранаты и мины, ухали пулеметы и минометы. Но, несмотря на это, смелый разведчик Алеша Борщев в поисках «языка» полз по-пластунски по ничейной земле».
Однажды, смущаясь, однако стараясь держаться по возможности хладнокровно, он притащил рассказ в редакцию толстого журнала, помещавшуюся в самом центре.
Секретарь редакции, немолодая брюнетка с желтыми зубами и грубым прокуренным голосом, подержала в руке папку с рассказом, как бы высчитывая, сколько она весит, и, не глядя на Семена, сказала, чтобы он пришел за ответом через десять дней, а еще бы лучше через двадцать.
Он явился через двадцать три дня, решив дать редакции фору.
Все это время его не оставляли различные мысли, связанные с рассказом. Само название казалось ему симптоматичным и обнадеживающим. «Новогодний подарок»...
Ему представлялось, как он приходит в редакцию и его немедленно ведут к главному редактору. Главный редактор, известный поэт, чьи стихи Семен заучивал наизусть еще в шестом классе, подходит к нему, обнимает за плечи и говорит.
Что же он говорит?
И тут в ушах Семена звучали всякого рода лестные слова.
«Наконец-то, — восклицал главный редактор, — наконец-то открылся новый яркий талант...»
Или нет, иначе, может быть, он, как поэт, выразится более красочно и метафорично:
«Вот и зажглась новая звезда на нашем литературном небосклоне...»
Или просто и лаконично:
«Вот и явился миру превосходный молодой писатель, и наш журнал открыл его первым...»
Сердце Семена билось тревожно и гулко, когда он открыл дверь и вошел в холодную, слабо освещенную настольной лампой приемную, в которой сидела все та же брюнетка.
Зажав в зубах папиросу, она печатала на машинке, печатала очень быстро, над машинкой вился дымок, казалось, он исходит не от папиросы, а от частого и сильного стука по клавишам.
— Здравствуйте, — сказал Семен неожиданно охрипшим голосом, — я оставил вам рассказ, и вы сказали мне, чтобы я пришел через двадцать дней. Вот я и пришел.
— Здравствуйте, — привычно, не глядя на него, ответила брюнетка, — как ваша фамилия и как называется рассказ?
Погасив папиросу о дно пепельницы, брюнетка начала рыться в кипе рукописей, навалом лежавших на соседнем столе. Только сейчас Семен обратил на них внимание. Боже мой, сколько тут было папок различного цвета и формата!
Семен подумал о том, как много людей пишет рассказы, романы, стихи, повести, и весь этот поток стекается в пять — семь журналов со всех концов страны. И должно быть, каждый такой писатель-одиночка полагает, что он истинный, самобытный, яркий, редко встречаемый талант.
— Одну минуту, — сказала брюнетка, встала со своего места и вышла в другую комнату, тут же закрыв за собой дверь.
Семен мысленно снова взыграл, да, так оно и есть, наверное, все эти папки небрежно брошены на каком-то столе, а его рассказ находится у самого главного редактора, и сейчас он выскажет Семену все те слова, которые Семен втайне рассчитывал услышать.