Много позднее, когда они уже были в разводе с Адой, Громову припомнился один случайный разговор. Дарья Федоровна, которую Ада особенно часто и охотно честила, сказала ему однажды после особенно яростного Адиного разноса:
— Эх, Илья Александрович! А ведь вы прогадали, голубчик!
— Чем прогадал? — не понял Громов.
— Тем, что на нашей Адочке женились, — выпалила прямехонько ему в лицо толстуха. — На таких, прямо скажу, не женятся.
— Вот еще, — возмутился Громов. — Почему на таких не женятся?
— Потому, что она больше о себе, чем о муже да о семье думает, — отрезала Дарья Федоровна. — Потому и детей не стала заводить, эгоистка стопроцентная.
Громов только усмехнулся в ответ. Что с нее взять?
Не спорить же с нею, в конце концов.
Но когда спустя примерно семь лет Ада заявила ему, что он ей мешает, он вдруг вспомнил слова, сказанные как-то толстой кастеляншей.
— Ты стоишь у меня на дороге, — откровенно сказала Ада. — И мне приходится приспосабливаться к тебе.
— А по-моему, брак — это всегда в какой-то степени приспосабливание друг к другу, — сказал он.
Ада пренебрежительно пожала плечами:
— Пусть так. Тогда тем более все это не для меня.
После профилактория она уходила в библиотеку, целые вечера проводила там за книгами, готовилась к защите кандидатской. Иной раз даже жаловалась Громову:
— Я опоздала со своей диссертацией лет на десять. Мне бы теперь в пору докторскую защищать.
Как-то он сказал ей:
— А ты, видать, честолюбива сверх меры.
Она спокойно согласилась:
— Да, наверно, так оно и есть. Ну и что в том такого?
Расстались они довольно миролюбиво. Ада даже шутила напоследок:
— В плохих романах обычно пишут: «Они оставались друзьями...»
— Пусть так и будет в жизни, — предложил Громов.
На заводе ему дали квартиру, он отдал ее Аде, сам переехал в общежитие.
К нему хорошо относились, в общежитии все устроилось так, что ему сумели предоставить маленькую, но отдельную комнату. И он жил в этой комнате вплоть до того самого дня, когда познакомился с Эрной Генриховной.
...Он обернулся к Эрне.
— Странно как-то все получилось.
— Что странно?
— Я полагал, что больше уже никогда не женюсь.
— А разве ты женился?
— Буду жениться.
— На ком? — спросила Эрна, предвкушая ответ и в то же время страшась его.
— На тебе, ясное дело.
— А если я не пойду?
— Пойдешь, — уверенно сказал Громов. — Я тебя очень и очень буду просить, и ты согласишься, в конце концов...
Она посмотрела на него.
— Скажи, неужели за все эти годы у тебя не было ни одной женщины?
— Почему не было? Были, — ответил он. — Не хочу врать, были женщины, и даже совсем неплохие. Но меня удивляет другое.
— Что же именно?
— Я ни на ком не хотел жениться. Ни на одной из них, впрочем, их было не так уж много, но у меня даже и мысли такой никогда не возникало. Веришь?
— В общем, да.
— А на тебе хочу жениться.
— Почему на мне хочешь?
— Хочу, и все тут. А почему это тебя до такой степени интересует?
— А почему это не должно меня интересовать?
— Потому что это аксиома, не требующая доказательств. А вот если бы твой мыслительный аппарат был покрепче, ты бы стала интересоваться куда более значительными вещами.
— Например, какими? — спросила Эрна. Она чувствовала себя немного задетой словами Ильи.
— Например? Примеров сколько угодно. Ответь мне, пожалуйста, на самом ли деле существовал граф Калиостро? Какая звезда в небе должна погаснуть первой? А как обстоит дело с Николаем Первым? Помер ли своей смертью или покончил жизнь самоубийством? А что касается Александра Первого, то не ушел ли он шататься по городам и весям под именем некоего старца Кузьмича? Кто точно убил президента Кеннеди? Кому это было выгодно, как думаешь?
— Пошел-поехал, — сказала Эрна.
— А что? Если хочешь, вот они налицо, неразрешенные загадки, которые так и остались загадками для многих и многих поколений...
Он огляделся вокруг, потом быстро, крепко прижал к себе Эрну.
— Перестань, — строго остановила она его. — Мы же на улице.
— А разве я считаю, что мы в Большом театре?
— Мы на улице, — строго повторила она.
— Но никого же нет, разве не видишь?
— Вроде никого, — согласилась она. — Что же из того следует?
Он улыбнулся:
— Следует то, что нас никто не осудит. И очень прошу тебя, перестань спрашивать, почему я хочу на тебе жениться. Даже у ангела в конце концов может терпение лопнуть. Не будешь больше спрашивать? Даешь слово?