Она вышла на кухню, а он огляделся вокруг. Какая чистая, ухоженная комната! Нигде ни пылинки, все блестит, а на паркете можно свободно играть в шахматы.
Эрна Генриховна снова вошла в комнату, неся на подносе тарелки с закусками — сыром, колбасой, рубленой селедкой и баночкой майонеза.
Вынула из серванта чашки, расставила их на столе, в середине поставила вазочку с вареньем. Потом принесла чайник, налила в чашки кипяток и заварку.
— Приступим? — спросила.
— Приступим, — откликнулся он, положил себе на тарелку рубленой селедки, полил ее майонезом, а Эрна Генриховна между тем сделала ему два бутерброда с сыром и с колбасой.
— Мне нравится у вас, — сказал он.
— Кстати, как тебя зовут? — спросила она.
— Валерик. Я бы еще выпил чашку...
— Пожалуйста. А что конкретно тебе нравится у меня?
— Прежде всего то, что чувствуется, здесь хозяйничают руки, которые все умеют. Вот хотя бы этот абажур и рамки для картин и подоконники...
— Верно, — воскликнула Эрна Генриховна. — А ты, Валерик, наблюдательный!
Над абажуром летали на невидимых лесках легкие деревянные птички. Это сделал Илюша, сам выпилил птичек, повесил их, и они летали безостановочно от малейшего дуновения воздуха. И рамки для картин он тоже покрасил, покрыл лаком. И подоконник украсил как-то, когда Эрна Генриховна была на дежурстве в больнице, взял и уложил синие и малиновые плитки на подоконник и сказал: «Очень хотелось сделать тебе этот маленький сюрприз...»
Илюша умел решительно все. Сева говорил о нем: «У него руки вставлены так, как полагается...»
В устах Севы подобные слова означали наивысшую похвалу.
— Это не я, — сказала она. — Это мой муж. У него получается все, за что бы он ни брался.
— Он кто, инженер?
— Да, инженер.
— А вы тоже?
— Нет, я врач. Хирург.
— Хирург, — повторил он. — Работаете в больнице?
— Да, в больнице.
Приподняв брови, он вдумчиво оглядел ее.
— Если бы я заболел, я бы вам поверил.
— Вот как, — сказала Эрна Генриховна. — А ты, видать, льстец.
— Нет, я люблю говорить то, что думаю. По-моему, вам можно верить.
— Спасибо в таком случае, — сказала она. Ему было четырнадцать лет. Он был чересчур высокий для своих лет, тонкой кости, светловолосый, с карими глазами. Кого-то напоминал Эрне Генриховне, а кого, никак не могла припомнить.
Она пристально вглядывалась в него, потом отводила глаза в сторону, снова принималась глядеть, вдруг ее осенит. Но нет, никак не могла вспомнить, а между тем с первого же взгляда показалось, что они уже не раз встречались, или так казалось потому, что он напоминал кого-то, хорошо ей известного.
Ей очень хотелось знать, почему он добивался встречи с Надеждой, но она скорее умерла бы, чем разрешила бы себе донимать вопросами кого бы то ни было, пусть даже подростка. Захочет — сам скажет, а она его ни о чем не станет расспрашивать. Господи, да он на Надежду и похож!
В коридоре хлопнула дверь. Эрна Генриховна прислушалась.
— Может быть, это Надежда? Подожди, пойду гляну...
Вернулась в комнату вместе с Надеждой.
— Кто меня спрашивает? — спросила Надежда.
— Я, — ответил Валерик.
Надежда вроде бы нисколько не удивилась.
— В таком случае идем ко мне.
— Идем, — согласился Валерик. Вежливо поблагодарил Эрну Генриховну. — Спасибо вам за то, что приютили меня.
— Если ты останешься до вечера, познакомлю тебя с мужем, — сказала Эрна Генриховна.
— Я останусь, — пообещал он.
Вслед за Надеждой вошел в ее комнату.
— А вот у вас совсем другое дело, — сказал.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Там очень порядково, очень прибрано.
— А у меня, ты хотел сказать, беспорядок?
— Зато у вас много книг, — уклончиво сказал он. Надежда села на диван.
— Тебя как зовут?
— Валерик.
— Садись, Валерик.
Он сел возле нее.
— Я приехал из Миасса, с Урала.
— Прекрасно, — сказала Надежда. — Ты мог приехать из Клондайка или Типперэри, а при чем здесь, прости меня, я? Какое я имею отношение к Миассу?
— Вы имеете отношение ко мне, — ответил он. — Вы — моя тетя.
И она опять нисколько не удивилась. Тетя так тетя, мало ли сколько у нас у всех родственников, о которых порой даже и не подозреваешь... Сказала невозмутимо, улыбаясь глазами:
— Стало быть, здравствуй, племянник!
— А вы не смейтесь, — сказал Валерик. — Я ведь в самом деле ваш племянник. Сейчас выложу все наши родственные связи.
— Давай выкладывай, — сказала Надежда.
Отец Надежды, который некогда разошелся с ее матерью, тому уже лет тридцать пять, уехал в Миасс, там на окраине города жил его старший брат.