Леля же их и помирила. Однажды сказала:
— Надоело на вас обоих глядеть. А ну, немедленно помиритесь, слышите?
Мария Артемьевна первая подошла к нему, обняла за голову, как маленького.
Мир был заключен, но у него в душе остался осадок: как же это так, что ей не нравится его произведение?..
На этот раз, вернувшись от Крутоярова, Семен Петрович был сильно взволнован.
— Вот это человечище, — сказал он Марии Артемьевне, садясь напротив нее за поздний ужин. — Это, я тебе скажу, личность! Вот бы ты поглядела.
Она уже привыкла к тому, что каждого нового человека, с которым случалось познакомиться, ему хотелось познакомить и с нею, Машей.
— Никак влюбился? — спросила она, подавая ему стакан крепкого, как он любил, чуть ли не до черноты заваренного чаю.
— Не то слово, — сказал он. — Это — чудо! Можешь себе представить, до пятнадцати лет — мозгляк мозгляком, слабак, гнилушка, и сам своим уменьем, своей волей начисто переделал себя и вымахал в этакого богатыря, прямо Илья Муромец какой-то...
Щеки Семена Петровича пылали румянцем, глаза блестели.
«Вот, если бы так же писал живо, увлеченно, образно, как рассказываешь», — грустно подумала Мария Артемьевна.
— Ну все! — заявил Семен Петрович. — Убирай, Маша, со стола, начинаю вкалывать.
Мария Артемьевна знала его особенность — приниматься за работу сразу же после первого знакомства с материалом. Потом он еще не раз допишет, а то и переделает все сначала, но как бы там ни было, а начать он должен немедленно. Хотя возле окна стоял его письменный стол, он любил работать за обеденным. Неторопливо, с любовью разложил Семен Петрович на чисто вытертом столе листы белоснежной бумаги. Раскрыл блокнот.
— Знаешь, я решил назвать свою статью так: «Волшебник из Уфы». Как, хорошо?
— Нет, — чистосердечно ответила Мария Артемьевна. — Не очень.
— Но пойми, — он встал из-за стола, прошелся по комнате, ероша ладонью поредевшие свои волосы, — пойми, он же и вправду самый настоящий волшебник. Можешь себе представить, люди, которые годами, десятилетиями лежали неподвижно, потеряли всякую надежду когда-нибудь шевельнуть хотя бы пальцем ноги, вдруг начинают ходить. Да, ходить! К ним возвращается радость жизни, они познают счастье движений...
— Друг Аркадий, не говори красиво, — остановила его Мария Артемьевна. — Ты не на летучке и не дежуришь по номеру...
Но он вдруг, оборвав себя, посмотрел на Марию Артемьевну, словно никогда до того не видел и не знал ее.
— Слушай, Маша, я знаешь о чем подумал?
Она глянула в его внезапно просветленные глаза и сразу же поняла, о чем он подумал. За все годы совместной с ним жизни Мария Артемьевна научилась угадывать его мысли и большей частью безошибочно. Поначалу он удивлялся: «Откуда ты знаешь? Да ты что, колдунья никак?» Потом привык. И привык так же, как и она, считать, что так бывает только у людей, духовно близких друг другу.
— Так о чем же я подумал? — спросил он.
— О Рене, — ответила она. — Что, верно?
— Вернее верного.
Он вынул сигарету, размял ее между пальцами, просыпая табак на пол.
— Опять куришь дома, — мягко упрекнула его Мария Артемьевна.
— Я волнуюсь.
Она не стала больше укорять его, волнуется — так оно и есть. Пусть его курит в комнате, в сущности, он искренне взволнован.
— Ты согласна со мной? — спросил Семен Петрович.
— Пожалуй.
— Почему пожалуй? А вдруг получится?
— А если не получится? — спросила Мария Артемьевна. — Вначале у девочки появится надежда, и она будет надеяться, мечтать, что вот еще немного, и начнет ходить. Но если все-таки ничего не выйдет? Тогда жить ей будет еще труднее.
— Ну, хорошо, — не сдавался Семен Петрович. — А если все-таки получится? Ведь у Крутоярова сотни больных, исцеленных им. Вот прочитаешь мою статью, сама все увидишь.
Мария Артемьевна молчала. И он повторил снова:
— А если все-таки выйдет?
— Да, — вымолвила она наконец. — Все может быть...
Он непритворно обрадовался:
— Вот видишь, и ты того же мнения! Тогда я пойду, скажу Рене...
Семен Петрович шагнул было к двери, но Мария Артемьевна схватила его за рукав:
— Постой! Куда ты?
— Как куда? Пойду поговорю с Реной.
— Так уж прямо и заговоришь? Ну что за детская импульсивность!
— А что?
Право же, он не притворялся, он был неподдельно удивлен, почему она не пускает его к Рене. Впрочем, он все-таки послушался ее.
— В самом деле, я же еще не поговорил с самим Крутояровым, — пробомортал он.
— Это первое, — сказала Мария Артемьевна. — Второе: согласится ли Рена лечь к нему в больницу?
— А почему бы ей не согласиться? Что ей терять?
— Только одно — окончательно и прочно потерять надежду.