— А я бы попробовал на ее месте, — сказал Семен Петрович. — Я верю Крутоярову.
Мария Артемьевна невольно улыбнулась, он ответно улыбнулся ей, с удовольствием подумав, что она, в сущности, выглядит много моложе своих лет, какие у нее молодые, чистые зубы, какой веселый взгляд...
И она опять поняла по его взгляду, о чем он подумал.
Молча протянула руку, погладила его по щеке.
— Ладно, пусть так и будет. Но сперва я поговорю с Севой, мы с ним все и обсудим.
— Почему с Севой? — спросил Семен Петрович.
— Сперва надо с ним, — твердо ответила Мария Артемьевна. — Он старший брат, первый за нее ответчик.
— Хорошо, а что, если я сейчас позвоню Крутоярову и спрошу его, согласится ли он взять к себе Рену?
— Сколько тебе лет, Семен? — спросила Мария Артемьевна и сама же ответила: — Можно предположить, что тебе не больше семи.
— Или восьми, — добавил он, нисколько не обидевшись на нее.
— Я сама поговорю с Севой, потом с Реной, — сказала Мария Артемьевна, решая, как издавна было заведено у них, взвалить на себя самое тяжелое, ведь разговор этот, она предвидела, будет далеко не легкий.
А что, если и вправду у Крутоярова ничего не получится? Если он не сумеет исцелить Рену, что тогда?
«И что же? — мысленно оспорила себя Мария Артемьевна. — Заведомо отказаться от Крутоярова? Не пытаться ничего делать? Махнуть рукой и примириться?»
— Нет, — сказала она, отвечая прежде всего самой себе, собственным мыслям. — Ты прав. Надо пытаться. А вдруг все получится и Рена начнет ходить?
«А что, если в самом деле? И все будет хорошо?»
Рена приподнялась в постели.
«И я начну ходить так, как все остальные люди? Так, как ходила когда-то?»
Иногда Рене снилось, что она бежит, то в гору, то по какой-то пустынной улице. Бежит, высоко поднимая ноги, всем своим существом ощущая радость бега, свободного дыхания, легкости...
Будет ли так когда-нибудь?
Она никак не могла привыкнуть к мысли, что Крутояров, знаменитый ученый, о котором пишут газеты и журналы, согласился взяться за нее.
А вчера Сева сказал:
— Хочу говорить с тобой на равных, ты же не маленькая, ты у нас умный, взрослый человек. Разве не так?
— Дальше, — скомандовала Рена, сердце ее дрогнуло: о чем это он хочет говорить на равных? Но, чтобы доказать Севе, что она и в самом деле умный, взрослый человек, она улыбнулась как можно шире.
— В общем, так, — начал Сева. — Вот какое дело. Придется повременить малость. Крутояров, как выяснилось только что, уезжает в Америку на полгода.
— Полгода, — невольно повторила Рена. — Вот оно что.
— Да, придется подождать. Мы подождем, верно?
— Да, — кивнула Рена. — Подождем, верно...
Еще третьего дня они допоздна говорили с Севой.
Семен Петрович свел Севу с Крутояровым. Сева позвонил ему в гостиницу. Крутояров был немногословен, сказал:
— Пришлите мне снимки.
Сева, увлекающийся, пылкий, сразу же ринулся к Рене:
— Ренка, вот увидишь, мы еще побежим с тобой наперегонки...
— Перестань, — оборвала его Рена, но Севу уже невозможно было остановить.
— Сам Крутояров, понимаешь, светило медицины, берется за тебя?
Неизвестно, кто был сильнее взволнован, Рена или Сева, но спустя два дня Семен Петрович передал Севе, чтобы он снова позвонил Крутоярову. И Крутояров сказал:
— Снимки я посмотрел. Похоже, что наш случай. Но нужно, конечно, увидеть и больную. Я уезжаю в Штаты месяцев на шесть, а может, на семь. Конечно, если желаете, можно обойтись и без меня, послезавтра сюда приедет мой ассистент...
Но Сева не дал ему договорить.
— Если можно, хотелось бы, чтобы вы сами осмотрели.
— В таком случае ждите, — согласился Крутояров. — Ждите, когда я вернусь.
—… Стало быть, подождем? — нарочито бодро спросил Сева Рену, и Рена так же бодро, в тон ему ответила:
— Разумеется, подождем.
Она знала, Крутояров ничего не обещал; Сева в конце концов признался, что Крутояров так и сказал: «Обещать ничего не могу, снимки снимками, что еще осмотр покажет...»
Сева всегда в конечном счете говорил чистую правду Как бы ни увлекался, что бы порой ни сочинял, потом все же признавался, что немного присочинил, придумал, сфантазировал, вообразил, одним словом, принял желаемое за действительное.
— Будем надеяться, — повторила Рена. — Что нам еще осталось?
Снова улыбнулась, пытаясь улыбкой скрасить невольную грусть, прозвучавшую в ее словах.
Сева взял маленькую ладонь, подумал с горечью, какая же она тонкая, почти неощутимая, потерся щекой о Ренину щеку.
— Может быть, все будет хорошо? И мы с тобой рванем наперегонки?
— Все может быть, — сказала Рена.
Ночью, когда все спали, она не могла заснуть, думая все время, как оно будет. Что, если в самом деле? Ведь и вправду все может быть.