Валерику не хотелось расставаться с Ильей Александровичем, он с тоской ждал день, когда они переедут в свою новую квартиру. Правда, Илья Александрович сказал однажды:
— Думаю, что и вы с Надеждой Ивановной здесь ненадолго останетесь.
Он оказался прав. Валерик спросил Надежду:
— Тетя Надя, вы бы не хотели записаться в кооператив?
— Хотела бы, — ответила Надежда. — Одно время очень даже хотела, но тут выяснилось, что моя очередь в институте подходит, мне должны дать квартиру, не кооперативную, а государственную. Только знаешь что, — внезапно вспомнила она. — Тут есть одно немаловажное обстоятельство.
— Какое же?
— Мне должны были дать однокомнатную, а теперь у меня появился ты. И тебе нужна комната, пусть маленькая, но своя, отдельная, ты же растешь...
— Расту, — покорно повторил Валерик.
Надежда улыбнулась:
— И словно царь Гвидон: не по дням, а по часам.
— Хорошо, если все так выйдет, и мы с вами будем жить в отдельной квартире, — сказал Валерик. — Правда, хорошо, тетя Надя?
— Да, прекрасно, — пробормотала Надежда. Подумала, что надо бы поговорить в месткоме о том, что теперь она уже не одна. К тому времени надо будет постараться прописать его постоянно, тогда они получат двухкомнатную, пусть самую маленькую, так называемую малогабаритную квартиру. Но чтобы у мальчика непременно была бы своя комната, иначе нельзя...
Неожиданно для Надежды Валерик стал ей родным, казалось, всю жизнь прожила вместе с ним.
Как-то она собралась, написала письмо его матери: письмо было коротким, лаконичным. Надежда сообщала, что Валерик живет у нее, она согласна, чтобы он остался жить с нею все последующие годы.
Надежда перечитала письмо, зачеркнула «последующие годы» и написала: «Навсегда». Да, пусть будет так. Навсегда!
Мать Валерика ответила спустя несколько дней. Почти детский неровный почерк, чернильное пятно в середине листа.
«Если ему нравится жить у вас, я не против, — писала мать. — Только пусть он пишет мне иногда, скажите ему...»
Валерик прочитал письмо матери, нахмурился, ничего не сказал. Позднее признался Илье Александровичу:
— Моя мама не того...
— Это еще что такое? — возмутился Илья Александрович. — Как можно так говорить о родной матери?
— Нет, сперва она была хорошая, — поправился Валерик. — А потом она вышла замуж за хиляка и бабушку вытолкнула прочь, и все в нашем доме сразу кончилось.
— Что за хиляк? — спросил Илья Александрович. — И куда вытолкнули бабушку?
Тогда Валерик рассказал все как было. Илья Александрович не перебил его ни разу. Потом сказал:
— Понятно.
Валерик подумал, может быть, Илья Александрович осуждает его, может быть, ему не понравился его рассказ или он не поверил ни одному слову?
Он так и спросил прямо, не стесняясь:
— Как думаете, я не прав?
Громов несколько мгновений смотрел на него, словно взвешивая, говорить или не стоит. В конце концов ответил:
— Думается мне, что ты прав. Впрочем, не все ли тебе равно, что думаю я? В конечном счете важно то, как ты сам считаешь, верно ли поступил или нет.
— Я считаю, что верно, — сказал Валерик. — А мне вовсе не все равно, что думаете вы...
Илья Александрович шутливо дернул его за ухо.
— Что ж, тем лучше...
Валерик не знал, что в тот вечер Илья Александрович сказал Эрне Генриховне:
— Жаль парня...
— Какого парня? — спросила Эрна Генриховна.
— Валерика. В такие годы столько всего навалилось...
— Я знаю, — сказала Эрна Генриховна. — Мне Надежда рассказывала.
— Когда?
— На днях. Просто я еще не успела тебе рассказать.
— Ну и что скажешь?
Серые, в коротких ресницах глаза Эрны Генриховны презрительно сощурились.
— Я тебе вот что скажу, Илюша, если бы у меня была такая мать, я бы непременно отказалась от нее. Что бы кто бы ни говорил, а отказалась бы и постаралась начисто позабыть о ней...
— Наговариваешь на себя, старуха, — усмехнулся Илья Александрович, но глянул в сощуренные, ставшие в миг колючими глаза жены, вдруг поверил. Да, она такая, не изменила бы себе, взяла и отказалась бы. И дело с концом. И не умолить ее, не упросить, не разжалобить.
Впервые, до того как-то никогда даже и не думал об этом, дал себе слово стараться быть всегда честным с ней. Безукоризненно честным, правдивым и открытым, а иначе она не простит. Даже самую маленькую промашку не спустит, не позабудет...
— Валерик вряд ли откажется от матери, — сказал он. — Мне кажется, он любит ее и часто вспоминает о ней.