— А почему он все время вертится? — спросил Валерик.
— Не обращай внимания, делай вид, что ничего не замечаешь, тут вот какая штука, сегодня его сын в центре внимания, и он волнуется за него.
— Где его сын? — спросил Валерик.
— Скоро увидишь, только заметь себе, не только один его сын в центре внимания, одним словом, скоро все сам поймешь.
Внезапно грянула музыка. Валерик вздрогнул от неожиданности. Поднял голову: наверху, под самым потолком, на просторном длинном балконе уселись музыканты.
— Это наш заводской оркестр, — сказал Илья Александрович.
Оркестр начал с «Подмосковных вечеров», потом перешел на «Журавли». И замолчал внезапно, когда на сцену вышел худощавый седоволосый человек в грубом черном свитере с широким воротом.
— Наш предзавкома, — сказал Илья Александрович. — Герой Советского Союза, бывший танкист.
Предзавкома поднял руку, зал постепенно стал затихать.
— Товариши, — глуховатым голосом начал он, — разрешите объявить наш праздник открытым...
Снова заиграл оркестр, теперь уже торжественный марш, и под звуки марша в зал вошли примерно с полсотни юношей, одинаково одетых в темно-синие куртки с блестящими пуговицами. У всех через плечо были красные муаровые ленты.
— Это пэтэушники, — пояснил Илья Александрович. — Наш завод шефствует над их училищем, и они уже несколько лет проходят практику в наших цехах. Сейчас ты увидишь: этих ребят, выпускников, будут посвящать в рабочие. Праздник так и называется: «Посвящение в рабочие».
Играл оркестр, сверкали магниевые вспышки фотоаппаратов, один за другим на сцену поднимались старые рабочие, инженеры, молодые производственнники. И все они произносили теплые напутственные слова ребятам, которым суждено в недалеком будущем сменить их на рабочих местах. Ребята стояли молча, оглушенные музыкой, яркими юпитерами, громкими речами.
Валерику казалось, что он в театре. Дома ему пришлось всего раза три или четыре быть в театре, один раз он поехал в Челябинск и видел спектакль «Недоросль» в Драматическом театре имени Цвиллинга.
До сих пор помнился тот особенный, как бы фосфоресцирующий свет, который царил на сцене, необычная, праздничная атмосфера, пронизывавшая все вокруг, лица артистов, все, как один, казавшиеся прекрасными и яркими.
И вот теперь все, что Валерику довелось увидеть в зале заводского клуба, вдруг представилось похожим на тот давнишний спектакль, и лица ребят, стоявших на сцене с муаровыми красными лентами через плечо, казались все, как один, необычно красивыми.
Потом на сцену стали выходить рабочие, мастера ПТУ и все они говорили о том, что сегодня для каждого из них примечательный день, который наверняка запомнится надолго.
В конце выступил бывший танкист, предзавкома. Он вышел на сцену, в зале стало тихо.
— Что я вам скажу? — начал предзавкома, улыбнулся, оглянувшись на ребят. От улыбки лицо его, усталое, в морщинах, оживилось, стало словно бы моложе. Он встряхнул еще густыми волосами, блестя глазами, и, должно быть, не один человек в этом зале вдруг подумал о том, какой он был в юности лихой, неотразимый в непринужденном своем обаянье. — Я вам вот что скажу, — продолжал он. — Может быть, кто-нибудь из вас читал, а кто-нибудь и слышал об одном интересном обычае, который издавна царит на кораблях. Как только корабль пересечет экватор, всех молодых матросов, салаг, как их часто называют, подвергают морскому крещению, сам морской царь Нептун напутствует их на дальнейшую жизнь. Их обливают морской водой и, таким образом, они считаются с этого момента настоящими, полноправными моряками. Вот так и с вами, товарищи, вы уж давненько работаете в наших цехах, вся производственная практика ваша проходила здесь, на заводе, вам многие знакомы, и вас многие знают, но сегодня для всех особенный, значительный день. Вы получили своего рода крещение и стали полноправными рабочими.
Он взмахнул рукой, оркестр грянул «Марш энтузиастов».
Илья Муромец забил в свои громадные ладони, за ним стал аплодировать весь зал. Ребята, стоявшие на сцене, щурились от яркого света, сверкали вспышки магния. Илья Муромец сказал громко:
— Паша, гляди веселей, я неподалеку...
Все засмеялись.
— Где Паша? — спросил Валерик Илью Александровича.
— Вот, видишь, пятый справа.
Сыном Ильи Муромца оказался неожиданно щуплый, совсем не в отца, паренек, рыжеватый, с пышными кудрявыми волосами, которые, должно быть, невозможно было хорошенько пригладить щеткой.
— Увидел! — прогудел Илья Муромец. — Вот ведь какой. Кажется, совсем недавно я его на одном плече наверх поднимал, а теперь...
— Как? — спросил Илья Александрович, когда они вышли из проходной. — Понравилось тебе?