— Терпеть не могу морозы, — сказал Сева.
«Врешь, — мысленно ответила Рена, — это ты нарочно для меня говоришь, а я знаю, что любишь».
Вслух она спросила:
— Где твои лыжи?
Сева пренебрежительно пожал плечами:
— Не знаю.
— Почему? — спросила Рена. —Ты же любил ходить на лыжах.
— Мало ли что я любил, а вот теперь остыл начисто...
«Врешь, — подумала Рена, — не может этого быть! Это ты из-за меня так говоришь, чтобы я не страдала, чтобы мне не было больно, потому что уж кому-кому, а мне лыжи следует забыть напрочь и навсегда».
— Помнишь, — спросила, — как это у Жуковского? — Громким, четким голосом отчеканила:
— Разве это не Пушкин? — спросил Сева, тут же засмеялся: — Ну, прости, прости мое невежество!
— Прощаю, — сказала Рена, — у тебя зато есть много других, очень даже приятных качеств.
— У меня плохая память, — признался Сева. — Я что-нибудь прочитаю и тут же забуду, как не читал вовсе. У тебя ведь так не бывает, верно?
«Ну и что с того? — хотелось ответить Рене. — Я бы поменялась с тобой сию же минуту, черт с ней, с моей хваленой памятью, пусть я ничего не помню, пусть буду забывать все, что бы ни прочитала, лишь бы ходить, бегать, прыгать, вот так, как все остальные люди...»
— У меня, конечно, так не бывает, — сказала она. — Я так много помню, что, честное слово, сама удивляюсь, как это все помещается в одной моей голове!
Тряхнула головой, темно-русые волосы падали на худенькие плечи.
«Лучше бы ты ничегошеньки не помнила, а была бы здоровой — и сильной, — подумал Сева, — чтобы никогда дома не сидела, бегала бы на свидания, красила глаза синей краской, канючила у меня на модные сапоги и колготки до самого горла, и меняла бы хахалей одного за другим, ах как было бы хорошо...»
— Приятно у нас дома, — сказал он, — ты не находишь? Тепло, уютно. Верно?
— Ничего, — ответила Рена.
— Есть хочешь?
— Я уже поела, — ответила Рена, — мне мама оставила котлету с рисом, потом Мария Артемьевна принесла кисель, ужасно вкусный. Я целых два блюдечка проглотила.
— Тогда, может быть, выпьешь чаю?
— Пожалуй.
— И я с тобой, — сказал Сева, — с мороза хорошо горячий чай.
Он вышел в кухню поставить чайник.
«Я мешаю ему, — думала Рена, — если бы не я, он бы давно устроил свою жизнь и у него была бы семья, были бы дети. Ведь я знаю, он ужасно любит детей. Надо только видеть, как он глядит на них».
Это было весной. К Ирине Петровне пришла дама с мальчиком. Дама была жеманной — крашеные, ярко-золотистые волосы, лицо покрыто смуглым тоном, густой слой помады на губах.
«Ну и ну, — подумала Рена, — надо же так наштукатуриться!»
Зато мальчик был прелестный. Лет ему было, должно быть, около шести, как определила Рена. Позднее она узнала, что ему без малого восемь.
— Я к вам, милая Ирина Петровна, — заверещала дама. — Умоляю, не откажите мне...
Просьба оказалась не очень сложной: Ирина Петровна ходила помогать по хозяйству к приятельнице этой дамы, а дама решила всеми правдами и неправдами переманить Ирину Петровну к себе.
— Моя подруга бездетна, — уверяла она, — и вообще, ей день-деньской делать нечего, а у меня, как видите, сын!
В конце концов, несмотря на все мольбы и уговоры, у нее так ничего и не получилось: Ирина Петровна наотрез отказалась перейти к ней. И она ушла, разозленная, едва кивнув на прощанье.
Но как Сева смотрел на мальчика! Рена не сводила глаз с брата, а он ничего и никого не замечал, кроме этого маленького толстяка.
Рена после не выдержала, сказала:
— Этот мальчишка, как видно, очень тебе понравился...
— Кто? Какой мальчишка? — неискренне удивился Сева, потом стал яростно отнекиваться. — Да ты что, Рена! Я вообще-то таких толстых не перевариваю. Мы их в школе жиртрестами звали...
Но Рену он все равно не сумел обмануть. Она-то все поняла, все, все...
«Если бы не я, он бы женился, наверняка бы женился, кругом столько девушек, одна другой лучше. Взять хотя бы Лелю, до чего хороша...»
Если говорить правду, то Леля была Рене не по душе. Легкомысленная пустышка, наверняка не умеет ни любить, ни заботиться о ком-либо, нет, Севе нужна другая, непохожая на Лелю.
Мысленно Рена смеялась над собой — ни дать ни взять злая свекровка, которая бракует подряд всех кандидаток в невестки, ни одну не считая достойной ее сына.
«Это потому, что я такая, — думала Рена. — Была бы я здоровая, ничем бы от всех людей не отличалась, тогда все было бы по-другому. И у меня была бы своя жизнь, и Севе было бы хорошо...»