Сева принес из кухни чайник, расставил чашки, налил Рене чаю, подвинул блюдечко с халвой.
— Давай, сестренка, наваливайся...
— А ты?
— Я тоже, не беспокойся, не отстану. Не знаю, что делать, — сказал Сева. — Сменщик заболел, придется работать каждый день...
— А почему ты не знаешь, что тебе делать? — спросила Рена.
— Потому что не знаю, когда выберусь купить елку.
Рена постаралась принять самый невинный вид, будто бы ни о чем не догадывается.
— Ну и пусть, — сказала, — обойдусь без елки. Не маленькая, уже, в общем-то, взрослая...
Сева не согласился с нею:
— Что с того, что, в общем-то, взрослая? Это же традиция, а вообще, елка в Новый год — самый лучший праздник.
— Да, — сказала Рена, — по-моему, тоже, я больше всех праздников люблю Новый год.
— Только жаль, что я работаю в Новый год, — как бы между прочим добавил Сева. — В этот самый день, можешь себе представить?
«Это ты нарочно сам себе устроил, сам вызвался дежурить и кто-то вне себя от радости поменялся с тобой, и вот у тебя уже самый законный предлог не ходить ни в какие компании, кто бы ни пригласил тебя, и я знаю, ты приедешь домой ночью, непременно приедешь, чтобы встретить со мной и с мамой Новый год».
— Могу, — сказала Рена, — надо же так!
— Мне всегда везет, — сказал Сева, — ну, ничего, авось на майские праздники буду свободен, тогда, можешь не сомневаться, ни за что не соглашусь дежурить, ни за какие коврижки. Что, скажу, мало вам Нового года, хотите еще и на Май запрячь?
«Это ты так специально для меня говоришь, чтобы я не думала, что ты из-за меня принес жертву...»
— В том доме зажгли лампочки на елке, видишь? — спросила Рена. — Вон, на третьем этаже...
— Ничего с тобой, видно, не поделаешь, — сказал Сева, — придется притащить кое-что из коридора.
Он вышел из комнаты. Спустя минуту вошел снова, держа обеими руками большую, с завязанными веревкой ветками елку, словно пику, наперевес.
— Вот она, красавица Подмосковья, гляди и любуйся...
— Действительно, красавица...
Сева проворно развязал веревки, поставил-елку в угол, там уже со вчерашнего дня стояло ведро с песком, предусмотрительно покрытое дерюгой, чтобы Рена не видела и не догадалась, зачем здесь ведро.
— Будем обряжать? — он посмотрел на Рену.
Рена кивнула головой:
— А как же!
«Я знаю, что ты хочешь меня радовать, ты хочешь видеть меня счастливой, и я буду веселой, счастливой, ты не бойся, я всегда буду при тебе веселой и счастливой...»
— А где у нас лампочки? — спросила Рена.
— Все здесь, на месте, — ответил Сева. Снял с гардероба коробку с елочными украшениями и игрушками. Иным игрушкам было уже немало лет, почти столько же, сколько Рене. Например, деду-морозу, одетому в красный суконный камзольчик, с белой заячьей шапкой на голове. Или хлопушкам из золотой бумаги.
Сева поставил коробку Рене на колени, и Рена начала вынимать игрушки: стеклянные звезды, разноцветные шары, зайцев с длинными острыми ушами, золотой и серебряный дождь и, наконец, гирлянды цветных лампочек.
А Сева брал у нее игрушки и вешал их на елочные ветви. Дольше всего пришлось повозиться с лампочками, почему-то никак не хотели гореть, в конце концов засияли малиновым, зеленым, лиловым светом, словно бы перемигивались в густой зелени ветвей.
— Что, — спросил Сева, — не хуже светят, чем в том доме, на третьем этаже?
«Ты доволен больше, чем я, куда больше, ты словно маленький — весь светишься от радости, и я тоже буду радоваться, я буду все время улыбаться...»
— У меня самая лучшая елка, — сказала Рена, — лучше моей елки нет на целом свете!
— Ну, — заметил Сева, предпочитавший во всем прежде всего правду и справедливость. — На целом свете, надо думать, найдутся еще лучшие елки!
— Все равно моя самая лучшая!
— Погоди, — сказал Сева. — Чуть не забыл! — Вынул из серванта пакет с мандаринами. — Давай привязывай леску к мандаринам, а я буду вешать.
Рена прилежно втыкала иголку с леской в плотную, ноздреватую шкурку мандарина, в лицо ей брызгал терпкий сок.
— Как хорошо пахнет, ты не находишь?
— Нахожу, — ответил Сева.
— Елка и мандарины — это запах Нового года, — сказала Рена.
— И детства, — добавил Сева. — У нас в детстве всегда так пахло на Новый год, помнишь?
«И теперь так же: ты хочешь, чтобы все было, как тогда, когда я была совершенно здорова, я знаю, тебе больше всего хочется, чтобы было так».
— Я помню, — сказала Рена. — Я все помню, в сущности, это было не так уж давно...
«Ты был бы замечательным отцом и мужем, вот таким же, каким был папа...»
— Ну, — сказал Сева, когда все уже было готово, — а теперь давай поговорим, сестренка, по душам, куда бы мы отправились с тобой, если бы нам дали отпуск зимой? Как думаешь, куда?