— Как это ты умудрилась отыскать меня?
Она поняла, он и хочет, и боится ее ответа.
— А не все ли равно?— ответила Леля.
— Все-таки, — не отставал он. — Как это тебе удалось?
— Очень просто, — сказала Леля. — Захотела и отыскала. И хватит с тебя!
Обеими руками он взял ее голову, приблизил свое лицо к ней, и она скорее догадалась, чем услышала:
— Радость моя...
Глава 15. Надежда
Вечером следующего дня, Валерик еще не приходил из школы, к Надежде явилась ее мать. Свежая, розовощекая, в новой шубке — габардиновой, светло-синего цвета, отделанной песцом, на голове маленькая меховая шапочка из каракульчи, она казалась молодой и хорошенькой.
— Что скажешь? — спросила мать, поворачиваясь перед Надеждой, словно балерина, на носочках, двумя пальцами чуть приподняв полы своей шубки. — Хороша?
— Очаровательна! — искренне вырвалось у Надежды. Она и в самом деле не могла не любоваться тщательно ухоженным лицом матери, ее превосходно покрашенными и уложенными волосами, видневшимися из-под шапочки, улыбкой, открывавшей ослепительно белые, совсем как настоящие, подковкой, зубы.
— Только что из ателье, — сказала мать, садясь за стол и осторожно сняв свою шапочку. — Наконец-то получила пресловутую шубку! Ну как, я тебе нравлюсь?
— Очень! — ответила Надежда.
Мать вздохнула.
— Если бы ты знала, каких трудов стоит все это, — она легонько пробежала пальцами по своему лицу, по шее, по изящно уложенным волосам. Интересно, что-то скажет мой Лев Витальевич? Понравится ли ему моя шубка?
— Бесспорно, понравится, — сказала Надежда. — Садись, отдохни, я тебе чай организую.
Примерно через семь-восемь минут перед матерью уже стояла чашка горячего, обжигающего чая, вазочка с сухим печеньем, нарезанный тонкими ломтиками сыр.
Надежда села напротив матери, с удовольствием глядя на свою хорошенькую мать, мелкими глотками отхлебывавшую крепкий, хорошо заваренный чай.
Мать спросила:
— Ты одна дома?
— Сейчас одна, — ответила Надежда. — Но скоро придет Валерик.
Мать задумчиво постучала ложечкой по блюдцу.
— Надеюсь, ты простишь меня, только я, Надюша, в самом деле ничего не понимаю.
— А что следует тебе понимать? — спросила Надежда.
— Твои отношения с этим мальчиком. Он тебе совершенно чужой.
— Нет, совсем нечужой, — перебила ее Надежда. — Он — внук моего отца, разве этого мало?
Мать отставила чашку с недопитым чаем.
— Много или мало, не в этом суть. Ты пойми, меня удивляет, что ты, в общем-то еще молодая женщина, вдруг решила посвятить себя постороннему мальчику...
— Да не посторонний же он мне! — с досадой воскликнула Надежда.
— Хорошо, допустим, пусть так, но главное-то остается главным, ты еще совсем нестарая, еще можешь построить свое счастье, еще можешь обзавестись семьей, и вместо этого все свои силы, время, наконец, наверное, и средства отдаешь не жениху, не возлюбленному, не мужу, а мальчику, который вырастет и забудет тебя.
Надежда улыбнулась.
— Почему ты улыбаешься? Разве я что-то не так сказала?
— Нет, почему же? — вежливо ответила Надежда. — Все вроде так.
— В таком случае, что означает твоя улыбка?
— Лишь одно: ты говоришь, что он вырастет и забудет меня, тогда отчего же я выросла и не забыла тебя.
Сощурив глаза, Надежда посмотрела на мать, но та ни капельки не растерялась.
— Ты дочь, родной человек, какие тут могут быть сравнения!
— Иногда дочь, родной человек, бывает хуже чужого, — сказала Надежда. — Разве мало примеров, когда родные люди, родители с детьми, братья с сестрами, я уж не говорю о мужьях и женах, расходятся напрочь. Больше того, становятся врагами на всю жизнь...
Мать склонила голову, поправила двумя пальчиками завитую челку, доходившую почти до трагически сдвинутых вместе бровей.
— Ах, девочка, у тебя на все ответ готов!
Голубые, с подчерненными ресницами глаза матери лениво обежали комнату, остановившись на кофточке, лежавшей на тахте.
— Что это? Какой милый батник!
— Это не батник, — сказала Надежда.
Мать встала со стула, подошла к тахте.
— Действительно, милашка! И на ощупь такой приятный. Это хабэ, конечно? Надежда кивнула.
— Ну, разумеется, — сказала мать, — хабэ — самый последний писк моды. Достань мне такую же кофточку, если можно.
— Постараюсь, — сказала Надежда. — Только это не кофточка, это рубашка для Валерика.
Мать холодно протянула:
— Вот оно что...
— Я думаю, что эта расцветка тебе не подошла бы, — сказала Надежда. — Во-первых, тебе идут теплые, радостные тона, а это блеклый цвет, зеленоватый с коричневым. Право же, мало кому пойдет, а уж тебе и подавно.