Он страдал, но продолжал стоять на своем.
И Симочка в сердцах пожаловалась как-то папе:
— Кончится тем, что мы с ним разведемся, только уж, конечно, не фиктивно, а на самом деле!
Мудрый сердцевед папа привел любимую свою пословицу:
— Выигрывает тот, кто ждет на пятнадцать минут дольше. — И посоветовал: — Не действуй сгоряча, не поддавайся раздражению, за такие вот порывы иногда приходится дорого платить...
— Что же мне делать? — спросила Симочка.
Папа ответил твердо:
— Ждать.
— Я и так уже жду достаточно долго.
— Продолжай ждать, — сказал папа. — Авось жизнь что-нибудь подкинет, и все разрешится само собой...
Отец и дочь обменялись понимающим взглядом. Симочка кивнула головой: — Хорошо. Подожду еще немного...
Сева уже не работал на свадебной машине, теперь, по словам Симочки, он жил одной жизнью со всеми таксистами, работал на обычной «двадцатьчетверке», в пятнадцатом таксомоторном парке, в Тушине. Там больше платили.
Случалось, иной раз попадались пассажиры, которым нужно было ехать на соседние улицы, и тогда заскочить на Скатертный не представляло для Севы никаких проблем.
Однажды он довез пассажира до старого Арбата и прямиком направился навестить Рену, купив по дороге в «Праге» ее любимые шоколадные рулеты.
Как и всегда, Рена обрадовалась ему:
— Вот хорошо-то!
— Как ты? — спросил Сева.
— Нормально, — ответила Рена. — А ты как?
— Тоже нормально.
— Как Симочка? — спросила Рена. Севе показалось, что Рена с видимым трудом заставляет себя произнести имя его жены.
— Хорошо, — ответил Сева. Мысленно вздохнул. Ну что тут поделаешь? Ведь Симочка-то хорошо относится к Рене, а Рена, как видно, ни в какую...
«Это вполне естественно, — утверждала Симочка, прекрасно видевшая все, что следовало видеть. — Даже если бы на моем месте была бы ее лучшая подруга, или я бы ей с самого начала очень нравилась, все равно она бы не взлюбила меня уже из-за одного того, что я заняла ее место в твоем сердце. Поверь, так оно и есть».
— Давай попьем чаю, — предложил Сева. — Я рулеты привез.
— Давай, — согласилась Рена.
Они пили чай, ели пирожные, говорили о всякой всячине. Сева старался меньше говорить о Симочке и все-таки то и дело упоминал о ней: «Симочка считает так...», «А вот по-Симочкиному вышло бы все иначе».
Рена внутренне сжалась, но старалась не показать вида и даже, когда Сева уходил, передала привет невестке.
Возле подъезда, уже садясь в машину, Сева встретил Лелю.
— Ты куда? — спросила Леля.
Сева неопределенно махнул рукой:
— В центр, что ли. В общем, смотря по пассажиру.
— Можно я буду твоим пассажиром? — спросила Леля.
— Можно, — ответил Сева, открыв дверцу машины.
Он включил зажигание, нажал на газ, и они сперва неторопливо, потом все больше набирая скорость, поехали по направлению к улице Воровского.
Леля спросила:
— Когда кончаешь смену?
— Как обычно, в пятом часу.
— И сразу домой?
— А то куда же?
— Я бы хотела, чтобы у тебя был настоящий дом, — медленно проговорила Леля.
Он слегка повернул к ней голову.
— Разве у меня нет дома? О чем ты говоришь?
— У тебя нет дома, — спокойно ответила Леля. — Это не дом, где тебя только терпят, но не любят.
— Ты в этом уверена?
— Да, уверена. Думаешь, Сима вышла за тебя по любви? Такие вот хищницы и стяжательницы не умеют любить, им бы только поиметь свою выгоду...
— Не надо, — тихо произнес Сева. — Я не хочу, чтобы ты так говорила о моей жене...
— Нет, буду,— запальчиво возразила Леля. — У нее очень много было всяких, и женатых, и разведенных, и холостых, только ни один не зацепился, как ни старалась. Сама же мне говорила, что все они только мылятся, а бриться никто не хочет.
— Что это значит? — спросил Сева.
— То и значит, что все ускользали, словно рыба из пальцев, никто не захотел жениться. Она же сама мне сказала, хорошо, что один дурак нашелся, пусть и не перспективный, зато надежный...
— Если бы, — медленно начал Сева. — Если бы ты перестала совать свой хорошенький носик в чужие дела...
— Да мне же жаль тебя, — перебила его Леля. — Я бы никогда никому ничего не сказала бы, мне тебя жаль, а еще больше Рену жаль, потому что я все знаю. Меня она не стеснялась, мне все выкладывала, что ты у нее — временная инстанция, остановка на перепутье, даже так выразилась: «За неимением гербовой, приходится писать на простой», и еще она говорила, что поживет-поглядит, как оно все будет, а там и переиграть нетрудно... А с квартирой знаешь на что рассчитывает? Чтобы ты съехался со своими, а там, глядишь, Ирины Петровны не станет, а от Рены она как-нибудь избавится.