— Нет, тебе очень идет, вот так сидеть в кресле среди зеркал. Я бы здесь еще погостил.
— Ты прелесть.
Когда они вышли и пошли по улице, и стали подниматься к станции, было очень холодно. Холодный ветер дул из Ронской долины. В витринах магазинов горели огни, и они поднимались по крутой каменной лестнице на верхнюю улицу и потом по другой улице к станции.
Там уже стояла освещенная изнутри белым ровным светом электричка. Они зашли в вагон, предварительно справившись о времени отхода. Оказалось — они как раз вовремя. Машинист и кондуктор вышли из станционного буфета и разошлись по местам. Бернар открыл окно в пустом вагоне, и свежий морозный воздух ворвался под пластиковый потолок и неоновые лампы.
— Ты устала, Мат? — спросил Бернар.
— Нет, все в порядке. Здесь просто чудесно.
— Нам не долго ехать.
— Я бы с удовольствием прокатилась подольше, — сказала она. — Не тревожься обо мне, милый. Все хорошо.
Наконец выпал снег. Это случилось всего за три дня до рождества. Как-то утром они проснулись и увидели за окном большие белые хлопья. В печке гудел огонь, и вылезать совсем не хотелось. За окном бушевала настоящая снежная буря. Хозяйка пансиона сказала, что она началась около полуночи.
Бернар подошел к окну, но ничего не смог разглядеть, даже дороги. Мело со всех сторон, снежные вихри крутились с такой силой, что казалось — весь дом сейчас взлетит и помчится куда-то в пурге, теряя стены и цепляясь за скалы.
— Хорошо бы походить на лыжах, — сказала Матильда. — Или покататься на санках…
— Мы достанем санки и съедем по дороге вниз. Как на автомобиле.
— А трясти не будет?
— Вот кстати и узнаем.
— Терпеть не могу тряски.
— Немного погодя, когда утихнет, можно будет выйти погулять по снегу.
— Перед обедом, — сказала Матильда. — Для аппетита.
— Я и так вечно голоден.
— Я тоже.
Они вышли в метель. Повсюду намело сугробы, так что далеко уйти все равно бы не получилось. Мело так, что невозможно было раскрыть глаза, и такая прогулка им обоим, естественно, быстро надоела. Они зашли в маленький кабачок возле станции и, метелкой стряхнув друг с друга снег, сели на скамью и спросили вермуту.
— Сегодня сильная буря, — сказала кельнерша. — Снег поздно выпал в этом году.
— Да, пожалуй.
Когда они вышли, чтобы идти домой, их тропинку, протоптанную в снегу, уже занесло. Только едва заметные углубления остались там, где раньше были их следы. Мело прямо в лицо, так что по-прежнему нельзя было раскрыть глаза. Добравшись до дома, они, естественно, тут же отправились завтракать.
Завтрак подавала хозяйка пансиона.
— Завтра можно будет пойти на лыжах, — сказала она. — Вы ходите на лыжах?
— Нет, но хотели бы научиться.
— О, вы очень легко научитесь. Здесь неподалеку лыжный курорт, там неплохие инструкторы. Обычно люди осваивают технику буквально за несколько дней. Проверено.
— Когда можно будет приступить к занятиям?
— Да хоть завтра. Там правда хорошие инструкторы.
Когда после обеда они сидели у печки в маленькой комнате и смотрели в окно, за которым все еще валил снег, Матильда сказала:
— Что, если тебе уехать куда-нибудь одному, милый, побыть среди мужчин, походить на лыжах?
— Зачем мне это?
— Неужели тебе не хочется повидать других людей, развлечься, отдохнуть от меня?
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
— Нет, я хочу, чтобы ты был со мной. Всегда.
— Ну, тогда я никуда не поеду.
— Иди сюда, — сказала Матильда. — Я хочу погладить тебя по голове, я хочу запомнить тебя таким, как сейчас. Пока ты мой. Только мой… Милый, почему бы тебе не отпустить бороду.
— Тебе хочется?
— Да. Ну просто так, ради забавы. Мне хочется посмотреть, какой ты с бородой. Должно быть, настоящий морской волк!
— Договорились. Буду с бородой. Вот прямо сейчас и начну отпускать. Отличная идея. Наконец появилось серьезное занятие.
— Ты огорчен, что я оторвала тебя от твоих танкеров?
— Нет, я чертовски доволен, что мы сюда выбрались. Мне хорошо. А тебе?
— Мне чудесно. Но я боюсь, по-моему, последнее время тебе скучно со мной…
— О, Матильда! Ты даже не представляешь себе, как сильно я тебя люблю!
Бернар не взялся бы утверждать, что сказанное им было правдой, но точно так же он был совершенно уверен, что говорит искренне. Так бывает, и не только в романах, но и в жизни тоже.
— И теперь по-прежнему?
— Теперь и всегда! И я вполне счастлив.