— Все эти разговоры я уже знаю наизусть.
От ярости он был вне себя.
— Я не прошу многого от тебя! — Бернар кричал. — Всего два слова.
— Оставь меня в покое, — прошептала Матильда.
— Нет!
Он схватил ее за руку и больно сжал запястье.
— Не оставлю! — он тряхнул ее так, что Матильда едва не упала. — Ты поедешь или нет? Отвечай.
Больше он не управлял своими чувствами. Надоело мучиться, страдать. Почему же, живя всего один раз, они должны отказывать себе в счастье? Он хотел се. Он любил. И ничто уже не могло его остановить.
От страха Матильда потеряла дар речи. Увидев, что она вся дрожит, Бернар немного опомнился.
— Ну прости, — произнес он тихо. — Нам нужно поговорить. Попроси Филиппа перенести ваш отъезд. Хоть на сутки. Я тебе должен что-то сказать. Сказать! Слышишь?
Он уже не приказывал, а умолял.
— Ты сошел с ума, — Матильда вырвалась и хотела убежать, но он опять схватил ее.
Она чувствовала, как пальцы Бернара впиваются в ее тело. От боли она пошатнулась. Он тряс ее, она пыталась вырваться.
На шум вбежала Николь. Увидев, как какой-то здоровенный мужлан тряс ее родственницу, она подбежала к дерущимся, пытаясь защитить Матильду.
— Послушайте, что вы к ней пристали…
— Убирайся вон! — заорал Бернар и оттолкнул Николь так резко, что та едва не ударилась о стену.
Матильда бежала по лестнице. Обессиленная, она упала на кресло. Он догнал ее, поднял и снова стал трясти. Его лицо наливалось краской, волосы торчали в разные стороны, а глаза… В своем гневе он был похож на страшного зверя.
— Ты сошел с ума, Бернар, — по ее щекам катились слезы. — Что ты хочешь?
— Тебя, иди ко мне, — он крепко сжал ее, пытаясь поцеловать.
Из последних сил она оттолкнула его и опять упала в кресло, вспотевшая и взъерошенная.
— Нет! — кричала она. — Уйди!
Но он поднял ее снова, резко и грубо. Казалось, что вот-вот задушит.
От страха Матильду трясло, и она начала задыхаться. Он сжал ее в объятиях.
— Я тебя поцелую.
Она отворачивалась, но Бернар был неумолим. Он искусал ей губы. Почувствовав кровь, Матильда ударила его коленом в живот. На секунду он отпустил ее. Она выскочила на улицу. Он догонял.
— Помогите! — в отчаянии кричала Матильда, задыхаясь от слез. — Оставь меня!
Он бежал за ней, хватая за руки. Она вырывалась.
От неожиданности гости застыли в изумлении. Все были шокированы, ничего не понимая.
Тут Бернар догнал свою жертву, схватил так, что обессиленная Матильда лишилась чувств и упала на землю.
Мужчины вскочили с мест. Заломив разъяренному Бернару руки, они пытались урезонить его. Он вырывался, но они крепко его держали.
Матильда, побледневшая и изможденная, лежала на траве. Женщины окружили ее.
— Пропустите.
Мадам Жюво осторожно протиснулась сквозь собравшуюся толпу.
— Какой ужас! — вздыхали дамы.
— Да это просто кошмар!
— Несчастная Матильда!
— Он ненормальный.
Возмущенные голоса и вздохи не стихали долго. Таких инцидентов еще не видывали в Гренобле. Собравшиеся строили догадки, пытались понять, что же все-таки произошло. Почему так взбесился Куффре? И что у них общего с госпожой Бушор. Она ведь раньше никогда не жила здесь.
Словом, местному обществу было о чем поразмыслить и поговорить еще очень долго.
Матильду перенесли в спальню. С трудом удалось привести ее в чувство. До самолета оставались считанные минуты, и нужно было спешить. Филипп, для которого случившееся стало сильнейшим ударом, очень беспокоился за здоровье жены и надеялся, побыстрее уехав, оградить ее от этого типа.
Ролан и Николь взялись проводить их до аэропорта. Расставание получилось невеселым. Матильда ничего вокруг не замечала, и Филиппу приходилось поддерживать ее за локоть, чтобы она не упала. К тому же они едва не опоздали, что было бы уж совсем ни к чему.
Глава Двадцатая
Бернар покинул судно, едва оно пришвартовалось в Марселе. Покинул, даже не закончив практики и наскоро попрощавшись с капитаном и командой. Его не влекло уже ни море, ни карьера, ни хорошие заработки. Сев в первый же поезд, он поспешил в Париж. Он плохо представлял, что делает, и еще хуже — зачем. Теперь его влекла сила, названия которой он не знал и значения которой не взялся бы объяснить даже себе самому. Но в одном он отчет себе все-таки отдавал — он снова хотел видеть Матильду.
Париж не изменился. Наверное, он не менялся уже столетия, разве что разрастаясь вширь и обзаводясь новыми пригородами. Да еще стадами автомобилей, что, на вкус Бернара, его отнюдь не красило.