На столе уже стоит выпечка, варенье и мед. В животе урчит, и даже не важно, что меня окружают засаленные обои и липкий пол, гора немытой посуды в раковине и мухи над ней. Стол более-менее чистый, а по сторонам можно и не смотреть.
Алина наливает мне чай, спрашивает про новую квартиру. Я рассказываю. Говорит, что тоже хотела бы съехать, но не каждый арендатор согласится принять столько кошек. На кухню входит черная гладкошерстная красавица и, точно в подтверждение слов, мяукает. Чай с мятой, очень вкусный. Добавляю мед, беру круассан, затем второй.
— А где дочка?
— Она у себя чай пьет, за интернетом, — грустно смеется Алина. — Там видео ее любимого блогера вышло, куда уж тут устоять.
Понимающе киваю. У самого детей нет, но на работе от коллег наслушался. Подростки все одинаковые, да я и сам был таким, хоть в моей молодости интернетом еще и не пахло. Тут же вспоминаю отца с ремнем в руках, его взгляд и густые брови, сомкнутые на переносице, татуировку на правом плече. Вздрагиваю, настолько ярко вспыхнул этот фрагмент моей памяти. Что ж за день такой? Или виной этот дом?
— Ты в порядке? — беспокоится Алина.
Я уверенно киваю. Мы говорим еще минут десять. О работе, ее дочке и нашем городе. Ко мне подходит трехцветная кошка и трется о ногу. Отвлекаюсь на нее и вижу черную, что сидит посреди кухни и неотрывно смотрит на меня. Сколько времени она уже так сидит?
— Не бойся, она со всеми так, — замечает мое потрясение Алина. Кошка переводит вполне осмысленный взгляд на нее и обратно. Неуверенно ёрзаю на стуле. Тело почему-то начинает чесаться в разных местах. Кажется, будто по мне бегают блохи. Но Алина вроде говорила, что ее кошки обработанные.
— У тебя все такие?
— С голодным взглядом? Нет, эта самая прожорливая, — смеется.
Я уже ощущаю себя обедом. Ком словно застревает в горле. Решаю круассанов больше не есть, да и не хочется. Лучше допью чай и уйду поскорее, догонюсь кофе с чизкейком. Благо головная боль прошла, а разговор помог справиться с воспоминаниями.
Чешу лоб, запястья и колено. Вроде легчает. Я выдыхаю, рассматривая чайный осадок в кружке.
— Кошки, они такие, — расслаблено продолжает Алина. — Можно их не любить, не принимать, не замечать. Главное, не трогать, не обижать. Согласен?
Эту-то точно, думаю я. Такая сама кого хочешь обидит. Взгляд невольно возвращается к ней, неподвижной, как статуя, сидящей на полу и глядящей мне прямо в глаза. Жутко. Но не смотреть на нее еще страшнее. Ожидаешь подвоха, нападения.
— Обижать кого-то бы то ни было не следует, — мельком смотрю на Алину. — Кроме, пожалуй, комаров. И глистов. Прости, не к столу.
Она снова смеется на мою чепуху. Ко мне подлетает мошка, отгоняю ее, и она продолжает настырно жужжать где-то сбоку. Чай заканчивается.
— Они не из плоти и крови, не как мы. Хотя тоже заслуживают жить. Раз уж появились на свет, — философски замечает Алина.
Я вдруг понимаю, как ей на самом деле скучно и одиноко, раз она пригласила меня на завтрак, да еще и так рано, словно подкараулила. А может решила соблазнить, недаром же надела такой короткий халатик, едва прикрывающий белье. Квартира у нее двухкомнатная, дочка у себя в наушниках и интернете, никто не помешает, разве что кошки. Может Алина и в чае развела афродизиак какой? А если у меня от него и началась временная чесотка? Принюхиваюсь к остаткам в кружке, прислушиваюсь к ощущениям. Нет, никакого желания. Только уйти. Кошка все еще смотрит, над ухом жужжат мухи Теперь их почему-то несколько.
— Я раньше был ужасным мальчишкой, — признаюсь я. — Мог пнуть дворовую собаку или унести птенца из гнезда. Один раз… — вовремя понимаю, что говорю лишнее. Не стоит кошатнице слушать такое. Все равно, что матери новорожденного рассказывать о маньяке, препарирующих живых младенцев.
— Что?
— Нет, ничего, — протираю глаза. Во рту становится сухо, несмотря на допитый чай. — Так, ерунда всякая в голову лезет.
— Ерунда? — заинтересованно вскидывает брови.
— Из прошлого, — поднимаю на нее взгляд и вставляю не к месту, не про загубленную кошку, как собирался. — Как меня отец порол. Напивался и порол. Почти каждый день, представляешь? Я из дома сбежал уже пятнадцать лет как, а он до сих пор снится в разных обличиях, — качаю головой. Кошка сидит и даже не моргает. Отгоняю мух. — Ладно, забудь. Нехорошо тебя грузить, еще и с утра пораньше.
— Кого из нас не пороли, скажи пожалуйста, — всплескивает руками.
Она права. Издержки советского воспитания на каждом оставили след. Кого ремнем обрабатывали, кого на горох коленями ставили…