Соседка
Соседка
В этом году Сергею Антоновичу исполнилось 42 года. Хоть мама как и прежде звала его Сереженькой, а бывшие сослуживцы Серым, обращение "Антонович" все чаще появлялось в его жизни. Сергей Антонович жил сам, в квартире покойного деда в старой "хрущевке". Вялая дворняга Снежана с бельмом на левом глазу заменяла ему верного друга, а справочник "Кудесник рыбалки" удовлетворял периодическое рвение к "почитать". Мама Сережу не беспокоила звонками и визитами, полная надежды, что еще найдется та сумасшедшая, которая изъявит желание посетить его обитель. А может быть... Здесь ее мысли всегда прерывались, понимая, что направление тупиковое. И не потому, что Сергей Антонович не имел успеха у женщин. Хотя, нет, именно по-этому. "Вот этот смешной мальчик, с вечно расстегнутой на животе пуговкой, ну тот, что еще сидит всегда у окна в аудитории" превратился в источник холестерина и негативного настроения. И если еще у рубашки, с вечно закатанными рукавами и желтым воротником, были какие-то шансы , то одеколон "Старик и море", найденный в квартире у деда, и отсутствие личного стоматолога беспощадно рубили реальностью.
Посиделки у окна- то немногое, что осталось от прежнего Сереженьки. Однажды, вернувшись с работы, он заварил большую керамическую чашку цейлонского чая (он ласково называл ее бадьей). Что-то было увлекательного в том, чтоб заварку класть прямо в чашку, отдувать всплывшие чаинки на другую сторону, а попавшие в рот-выплевывать обратно. Старое кресло "Жозефина" братиславского мебельного завода было вплотную подвинуто к окну. Особое удовольствие от этого Антонович получал зимой, когда распухшим от калорий бедром он жался к горячей батарее. Но так уж получилось, что история, изменившая его, припадала на июнь. Окно было распахнуто, кресло скрипнуло под хозяином, чаинки плавали. Антоновича всегда возмущал архитектурный идиотизм советской мысли. Размещенные по какому-то секретному замыслу пятиэтажки-близнецы давали представление о минутах и часах жизни жильцов соседних домов. Изольда Францевна из 16 дома повесила новые шторы. То, что у этой женщины не было вкуса, было понятно еще весной, когда она переехала. Додуматься!!! Породистую суку ротвейлера одеть в салатовое трико!!! ЕЕ невестка Софочка, которая имела несчастье жить в одной квартире с мамой ее супруга, лично перевесила занавески с бледными маками на крэмовые гардины с позолотой. На этаж ниже от Изольды Францевны жил Карим Мамедов. Он был хозяином службы такси, в которой долгое время проработал Сергей Антонович. Антонович прекрасно помнил, как в дождливое воскресенье к нему в такси прыгнула девица в неприлично промокшем платье. Она трещала, ни на секунду не замолкая о коте, маме, своих бывших и о том, как часто они делают ремонт. Он никогда не понимал, зачем женщины смотрят в окна к бывшим мужчинам. По его суровому мнению, более благородно было бы допустить кратковременный адюльтер, нежели продолжать жить жизнью человека, который твоим уже не является. Абсурдно!!! Эта пена у рта продолжалась до той поры, пока Сергей Антонович не словил себя на месте преступления. Дважды за день он кидал свой взгляд на окна бывших однокурсниц, с которыми у него было по пол-свидания. Это несоответствие его жизненной позиции и своего же поведения приступообразно мучило совесть. В результате долгого противостояния был заключен мир, в котором совесть помалкивает, а Антонович перестает вслух осуждать ветреных девиц.
На этаж выше Изольды Францевны долгое время пустовала квартира. И только тем июньским днем снятые со стекла старые газеты красноречиво предупредили жителей противоположных окон о смене статуса квартиры-холостяка. Кто-то успел привести стекла в порядок и повесил одинокую лампочку на потолок. Чаинки давно осели в чашке, солнце незаметно скатилось за горизонт.
Следующим утром Антонович, обзавидовавшись чистотой соседних окон, решил привести в порядок свою берлогу. Он достал дедов китель, надел его, покрасовался перед зеркалом, прошелся два раза по рукавам щеткой и повесил обратно в шкаф. Провел рукой по верху картины раннего В.Копытина (однокурсник Сергея, пьяница и лодырь) и вытер незаметно пальцы от пыли о свои спортивные штаны. Привычка прятать пакости осталась у Антоновича со времен совместного проживания с мамой. Посмотрел уныло на грязную посуду, поднял взор на сушку, пересчитал чистые тарелки, шепнул одними губами: "Рано". Потрепал Снежану за ухом и повел ее во двор. Достал, положил, провел, посмотрел, потрепал, повел. Антоновичу показалось, что он жил с этими глаголами вечно. Выходя из квартиры, он бросил взгляд в окно и ему показалось, что за чистыми стеклами мелькнул женский силуэт.