— Ох.
— Да. Жаль, что тебе пришлось это услышать. Она была не совсем… довольна.
Гермиона не может спросить почему. У неё нет рациональной причины, но она не может побороть любопытство, которое её гложет. После ещё одного продолжительного раздумья она говорит:
— Мне жаль.
Малфой бесстрастно пожимает плечами, что скрывает напряжение в его руках, и отводит взгляд.
— Честно говоря, ситуация была не из приятных. Мы не любили друг друга, ей больше нравилось моё имя, нежели я как личность.
Внезапное откровение и уязвимость в его словах, словно физическая тяжесть, обрушиваются на неё. Они едва знакомы, и она не знает, как реагировать.
— В любом случае, — продолжает он, прежде чем она успевает что-либо сказать, — ещё раз прошу прощения. Я не ожидал, что она зайдёт.
— Всё хорошо, — слова вырываются более решительно, нежели она чувствует, и нежели она ожидает. — Я просто хотела убедиться, что всё в порядке.
Он продолжает смотреть на неё, его серые глаза пылают, пока полуулыбка не трогает его губы.
— Я в порядке, спасибо, Грейнджер. За исключением того, что она вынудила меня сжечь чёртову партию печенья.
Вопреки самой себе, у неё вырывается смешок.
— Какое сегодня?
— Печенье с белым шоколадом и с кокосовой стружкой, — отвечает он, сузив глаза от сосредоточенности. — Они подавали много надежд. Честно говоря, я разочарован.
— Я бы тоже была разочарована.
Отблеск веселья на его лице сменяется неторопливой ухмылкой.
— Я принесу несколько штук, как только переделаю их.
Он опускает подбородок, его язык высовывается, чтобы увлажнить нижнюю губу, и она не может удержаться от того, чтобы не проследить за этим движением глазами. Её желудок скручивается, дразнящее тепло накатывает на неё.
— Если, конечно, у тебя найдётся стакан молока.
С её губ срывается вздох.
— Зачем ещё соседи?
***
Она ничего не может с этим поделать. Иногда Гермиона прислушивается, не дома ли Малфой, через смежную стену, соединяющую их квартиры. Она пытается справиться с растущим интересом к нему, который закрадывается в глубину её сознания, всё чаще и чаще.
И вот однажды в её дверь стучат. Они достаточно хорошо узнали друг друга, и было бы удивительно, если бы в квартиру вошёл кто-то другой. Она испытывает прилив адреналина, а сердце бьётся где-то между грудной клеткой и горлом.
Но это не Малфой. Если бы она потрудилась посмотреть в глазок, то, скорее всего, не открыла бы дверь. Это Кассиус Уоррингтон, бывший коллега, бывший любовник и неумолимый преследователь.
Гермиона тщательно следит за своим выражением лица, чтобы не выдать недовольства, и кивает.
— Кассиус.
— Привет, Гермиона, — он засовывает руки в карманы, ловя её взгляд. — Не возражаешь, если я войду?
Она возражает; на самом деле, она возражает очень сильно. Но он проходит мимо, не дожидаясь её ответа, и прежде чем Гермиона успевает обдумать ситуацию, оказывается втянутой в тот же спор, который они вели уже полдюжины раз за полмесяца.
К тому времени, когда она, наконец, прекращает бессмысленный разговор и выгоняет его из квартиры, она эмоционально истощена, а её кожа зудит от раздражения.
Она хочет покончить с этим, понежиться в ванной, отдохнуть, но на пути к ванной комнате её останавливает стук. Не в дверь, а в стену.
Подойдя ближе, она смотрит на пустой участок стены, мгновение колеблется и говорит:
— Да?
— Тонкие стены.
Она почти слышит смех в его голосе. Гермиона понимает, что Малфой находится по ту сторону стены, по тому, как чётко звучат слова. Но его голос звучит отдалённо, словно приглушённый водой.
Он снова говорит.
— Ты в порядке? Хочешь печенье?
Мерлин, она задаётся вопросом, слышал ли он всё сказанное? Учитывая то, как она подслушала подробности его ссоры с бывшей невестой за несколько недель до этого, она не сомневается в этом.
Она прислоняется спиной к стене и сползает вниз, чтобы сесть на пол. Подтягивает колени к груди и упирается затылком в стену.
— Я в порядке, спасибо. Хотя от печенья я бы не отказалась.
Мгновение спустя она слышит негромкий смех, и он на её уровне. Она думает, что он тоже может быть на полу.
— Мне придётся испечь партию.
Его голос звучит немного отчётливее, и она не в первый раз задумывается, почему стены такие тонкие. А может, он просто произнёс заклинание, чтобы они могли лучше понимать друг друга.
Это странно, когда они живут по соседству друг с другом, но по какой-то причине это её интригует. Он часто смущает её, когда они разговаривают лицом к лицу. Возможность слышать, но не видеть его приятно греет её кожу, и она чувствует, как по позвоночнику пробегает дрожь храбрости.
Девушка пытается представить его по другую сторону стены.
— Ты не обязан этого делать, — предлагает она с запозданием. — Но если бы ты согласился, я бы не отказалась.
Малфой напевает у стены, и этот звук проникает прямо в её сердце. Она сжимает ноги вместе.
— Я думал о красном бархате. О его насыщенном, благородном цвете.
Она чувствует желание, когда слышит низкий тембр его голоса.
— Благородный — звучит хорошо, — отвечает она, позволяя векам дрогнуть.
— Кто это был, Грейнджер? Я должен надрать ему задницу?
— Нет, — сразу же отвечает она, хотя нотки заботы в его словах что-то в ней пробуждают. Она не уверена, что они настолько близки, но, как ни странно, когда их разделяет стена, ей легче открыться. — Это был бывший. Надеялся возобновить отношения, — она понижает голос и добавляет, не зная, сможет ли он услышать: — Всё это — несусветная чушь.
Тишина на мгновение служит ей ответом, прежде чем она слышит, как Малфой прочищает горло.
— Кажется, он идиот.
— Да, — говорит она, выпуская длинный вздох и прижимаясь к стене. — Он может быть таким.
— Он тебе ещё дорог?
Несмотря на то, что голос Малфоя по-прежнему немного приглушён, она слышит интерес. Груз нерешительности в вопросе, погребённое в банальности.
— Нет, — её сердце бьётся чуть быстрее, когда она спрашивает: — А ты расстроен из-за сорванной помолвки?
Гермиона не может понять, каким образом этот разговор влияет на неё, но глубокий гул его голоса восполняет отсутствие зрительного образа.
— Нет, — отвечает он с лёгкой усмешкой. — Нет, мне всё равно. По правде говоря, мне трудно открыться кому-либо.
Она поражается, как много для него значит то, что он делится с ней подобными проблемами. Её следующий вздох становится чуть более неровным.
— Мне тоже, честно говоря, — говорит она в стену. — После войны было трудно разговаривать с кем-либо, не…
Она прерывается, внезапно вспомнив, к кому обращается, и её щёки заливает румянец от смущения.
— Полагаю, — говорит он, как бы истолковывая то, что она хотела сказать, — все от тебя чего-то хотели.
— Да.
Малфой молчит долгое мгновение, затем она слышит тихий стук, как будто он прислонил голову к стене.
— Вот в чём дело, Грейнджер. Раньше я понимал, каково это. А теперь… ну, никто не хочет иметь ничего общего с бывшим Пожирателем смерти, понимаешь?
Слова вырываются прежде, чем она успевает их остановить.
— Я не вижу тебя таким.
Она хотела бы посмотреть на его лицо, на беспокойство в его серых глазах, на ухмылку, за которой он выстраивает свою защиту. Проводя пальцами по гладкой стене, разделяющей их, Гермиона ждёт, затаив дыхание.