К тому времени выстроилась очередь ангелов, желающих поговорить с Фануэлем. Я чувствовал, что получил от него почти все, что мог.
«С кем работал Каразель? Кто мог последним видеть его в живых?»
«Думаю, тебе следует поговорить с Сараквелем, в конце концов, он же был его партнером. А теперь прошу прощения…» — Он вернулся к рою своих помощников: начал советовать, поправлять, предлагать, запрещать.
Мужчина умолк. На улице теперь стало тихо. Я помню его негромкий шепот, стрекотанье сверчка где-то поблизости. Небольшой зверь, вероятно, кот — а может, что-то более экзотическое, енот или даже шакал, — перебегал из тени в тень между машинами, припаркованными на противоположной стороне улицы.
— Сараквеля я нашел на самой верхней из галерей, которые кольцами шли вдоль стен всего Чертога Бытия. Как я уже говорил, Вселенная располагалась посредине Чертога, поблескивала, искрилась и сияла. И на довольно большую высоту уходила вверх…
— Вселенная, о которой ты говоришь… что это было? Схема? — спросил я, впервые его прервав.
— Не совсем. Но близко. Отчасти. Это был чертеж, но в полном масштабе, и он парил в Чертоге, а ангелы роились вокруг и все время с ним возились. Подправляли Притяжение, Музыку, Ясность и еще много чего. Пока это была еще не настоящая вселенная. Но будет, когда завершатся работы, когда настанет время произнести ее истинное Имя.
— Но… — Я подыскивал слова, чтобы выразить мою растерянность. Мужчина меня прервал:
— Не забивайте себе этим голову. Если вам так проще, считайте это моделью. Или картой. Или… как же это называется? Прототипом. М-да… — Он усмехнулся. — Но вы должны понять, многое из того, что я вам рассказываю, мне и так приходится переводить, облекать в доступную вам форму. Иначе я вообще не смог бы рассказать вам эту историю. Хотите ее дослушать?
— Да. — Мне было все равно, правдивая она или нет; это была история, которую я обязательно должен был выслушать до конца.
— Хорошо. Тогда примолкните и слушайте. Итак, Сараквеля я нашел на самой верхней галерее. Никого больше там не было: только он, какие-то бумаги и несколько небольших светящихся моделей.
«Я пришел из-за Каразеля», — сказал я ему. Он поднял на меня взгляд.
«Каразеля сейчас нет, — сказал он. — Думаю, он скоро вернется».
Я покачал головой:
«Каразель не вернется. Он перестал существовать как духовная сущность».
Его внутренний свет потускнел, и глаза широко раскрылись.
«Он мертв?»
«Именно это я и сказал. У тебя есть какие-нибудь соображения, как это могло случиться?»
«Я… это так внезапно. Я хочу сказать, он говорил про… но я понятия не имел, что он попытается…»
«Не спеши».
Сараквель кивнул. Встав, он отошел к окну. Из его окна не открывался вид на Серебряный Град, в нем только отражался свет Града и небо над нами, а еще видна была Тьма. Ветер из Тьмы ласково ерошил волосы Сараквеля. Я смотрел в его спину.
«Каразель всегда… был, да? Ведь так следует говорить? Был. Он в любую малость уходил с головой. Жаждал творчества, но и этого ему было мало. Он хотел все понять, испытать то, над чем работал. Никогда не удовлетворялся тем, что только создает, что понимает умом. Он хотел это пережить. Раньше, когда мы работали со свойствами материи, проблем не возникало. Но потом мы начали конструировать некоторые Эмоции… и он слишком погрузился в работу. В последнее время мы работали над Смертью. Это — сложный проект, и, полагаю, один из самых крупных. Возможно, он мог бы стать той характеристикой, которая для Сотворенных будет определять Творение: если бы не Смерть, они просто довольствовались бы тем, что существуют, но при наличии Смерти их жизнь обретет смысл, предел, который не дано преступить живым…»
«Поэтому ты полагаешь, что он убил себя?»
«Я знаю, что это так», — сказал Сараквель.
Подойдя к окну, я выглянул через плечо Сараквеля. Далеко-далеко внизу я мог видеть крошечное белое пятно. Тело Каразеля. Надо будет устроить так, чтобы кто-нибудь им занялся. Я спросил себя, что мы станем делать с трупом; но найдется кто-то, кто знает, чье Назначение удалять нежелательные предметы. Это назначено не мне. Это я знал. «Откуда?»