— Ах, хорошо выглядеть — это ещё не всё, матушка. Ты бы послушала, как умеет говорить Элиас Мейсон. А как он стихи читает!
— Вот и отлично — выходи тогда за Элиаса.
— Но у меня язык не повернётся отказать Адаму!
— Ну и ну! В жизни не встречала такую взбалмошную девчонку. Ты как телёнок между двумя копнами сена — то от одной отщипнёшь, то к другой тянешься. А между тем одной на сотню выпадает такая удача, как тебе. Возьми Адама: три с половиной фунта в неделю, уже мастер на каменоломне, а коли повезёт, так и до управляющего дослужится. Да и Элиас зарабатывает неплохие деньги. Старший телеграфист на почте — должность немаленькая. Но нельзя же обоих на поводке водить. Пора остановиться на ком-нибудь одном, а иначе — помяни моё слово — останешься ты вообще на бобах, ежели глупости свои не прекратишь.
— Ну и пусть! Мне всё равно. Никого мне не нужно! И вообще я не понимаю, чего они за мной бегают?
— Такова уж человеческая природа, девочка моя. Мужчинам так положено. А вот если бы они вдруг начали вести себя по-другому, ты бы первая стала возмущаться. Разве не записано в Священном Писании: «Мужчина стремится к женской любви, как искра от костра — к небу». — При этом мать краем глаза глянула на дочку, будучи, похоже, не совсем уверенной в точности приведённой цитаты. — Разрази меня гром, если это не Билл шкандыбает. В Писании сказано, что все мы сотворены из глины, но у Билла это куда заметнее, чем у всех знакомых мне парней!
Они как раз свернули с дороги в глубокую узкую колею, ведущую к ферме. Навстречу им нёсся сломя голову долговязый малый удивительно расхлябанной наружности. Он мчался напрямик неуклюжим галопом подростка, бесстрашно шлёпая жёлтыми безразмерными деревянными башмаками по грязи и лужам. На нём были коричневые короткие штаны и грязная рубаха неопределённого цвета, а довершал туалет красный шейный платок. Старая, потёртая соломенная шляпа сбилась на макушку. Из-под неё выбивались наружу спутанные вихры жёстких тёмно-каштановых волос. Рукава рубашки были подвёрнуты выше локтей, так что лицо и руки парня загорели и огрубели до такой степени, что цветом и текстурой напоминали кору молодого деревца. Услышав звук шагов, он поднял голову и остановился. Голубые глаза, бронзовый загар и тёмный пушок от пробивающихся усов над верхней губой могли бы сделать лицо юноши вполне привлекательным, если бы не застывшее на нём, подобно маске, туповато-вялое, тяжёлое и угрюмое выражение, придающее ему облик деревенского дурачка.
— День добрый, мэм, — проговорил он, коснувшись полей шляпы в знак приветствия. — Хозяин увидал, как вы идёте, и послал, стало быть, меня сказать вам, чтобы вы знали, что он сейчас, значитца, работает на пятиакровом поле.
— Беги назад, Билл, и передай, что мы скоро придём, — сказала женщина, и гонец пустился вприпрыжку обратно через поле, нелепо вскидывая на бегу ноги.
— Послушай, мамочка, а как фамилия нашего Билла? — спросила внезапно Долли, просто так, из любопытства.
— Да нет у него никакой фамилии.
— Нет фамилии?
— Нет, дочка. Он ведь подкидыш, и никто не знает, кто были его отец и мать. Мы взяли его из богадельни в семилетнем возрасте рубить кормовую свёклу на силос, и вот уже почти двенадцать лет он живёт на ферме. Как он был тогда просто Биллом, так и остался.
— Как интересно! Не представляю, как это можно жить без фамилии? А как будут называть его жену?
— Понятия не имею. Об этом будем думать, когда он сможет себе позволить таковую иметь. А теперь, милая моя, приготовься. Вон идут по полю твой отец и Адам Уилсон. Я ведь хочу только надёжно пристроить тебя, доченька. Адам — очень порядочный молодой человек. Он носит синий бант и имеет счёт в почтовом отделении[1].
— Хотелось бы мне знать, который из двух любит меня сильнее, — молвила девушка, вглядываясь из-под полей шляпки в приближающиеся фигуры, — тогда и я полюбила бы его всей душой. Но ты не волнуйся, мамочка, я знаю, как мне это выяснить, и нечего тебе лишний раз переживать.
Кандидат в женихи оказался молодым человеком довольно высокого роста, в сером костюме и соломенной шляпе, украшенной чёрно-белыми ленточками. Он курил трубку, но, приблизившись к дамам, поспешно спрятал её в нагрудный карман, шагнул им навстречу и протянул руку, нервно сжимая другой часовую цепочку:
— Ваш покорный слуга, миссис Фостер. А вы как поживаете, мисс Долли? Ещё декада — и придёт пора убирать ваш урожай, не так ли?
— Плохая примета в наших краях — загадывать заранее, — проворчал фермер Фостер, бросая тревожный взгляд на небо.