— В твоей близости к старшим мастерам Ордена? — высказал предположение Захариэль. — И в том, что твое мнение всегда будет выслушано теми, кто обладает реальной властью.
— Очень хорошо, — одобрил лорд Символ, все еще не показывая лица, скрытого капюшоном. — Ты отвечал коротко, и это отлично. Ты бы удивился, узнав, сколько претендентов беспрестанно болтали во время прохождения спирали.
— Я думаю, они нервничали, — сказал Захариэль.
— Правильно, — согласился лорд Символ. — Нервозность часто побуждает человека говорить очень много, хотя более впечатляющим было бы знать цену молчанию и уметь им пользоваться. Твоя лаконичность создает ауру уверенности даже в тех случаях, когда ты ее не испытываешь, насколько я знаю.
Это было действительно так, и на протяжении всего пути к центру зала у Захариэля сердце бешено билось в груди. Он боялся совершить ошибку, боялся оступиться и не выдержать испытания. Но его испуг то ли не был заметен, то ли ослабевшее зрение помешало лорду Символу определить состояние мальчика. Как бы то ни было, Захариэль счел нужным принять похвалу пожилого человека.
— Благодарю тебя, лорд Символ, — сказал он, слегка поклонившись. — Если я и чувствовал уверенность, то лишь благодаря хорошей тренировке под руководством моего наставника.
— Да, ты же один из воспитанников мастера Рамиэля. Это многое объясняет. Рамиэль всегда славился отличной работой. А тебе известно, что он учился у мастера Сариентуса, того самого, что тренировал и Лютера, и Льва?
— Нет, мой лорд, этого я не знал.
— Помни о традициях, мой мальчик, и изучай их. Знай и понимай наши обычаи. Без них мы ничто.
— Я постараюсь, мой лорд, — пообещал Захариэль.
— Знаю, что постараешься, но вижу, у тебя еще остались вопросы, так?
— Наверное, — нерешительно сказал Захариэль, не зная, стоит ли обнаруживать свои сомнения. — Я не совсем понимаю, чего я достиг, проходя по спирали и отвечая на твои вопросы.
— Для себя — ничего, — ответил лорд Символ. — Но теперь мы больше знаем о тебе. На каждой стадии обучения претендентов мы решаем, продолжать ли тренировки, есть ли в ком-то из них признаки величия, требующие особого внимания.
— А я заслужил особое внимание?
Лорд Символ рассмеялся:
— Этого я не могу тебе сказать, мой мальчик. Не мне это решать.
— А кому? — внезапно осмелев, спросил Захариэль.
— Мне, — раздался из тени звучный, полный силы и властности голос.
Захариэль, обернувшись, увидел, как на свет вышел гигант в белом стихаре с капюшоном. Мальчик мог бы поклясться, что еще мгновение назад в том углу никого не было.
Человек сбросил капюшон, и других представлений Захариэлю не понадобилось.
— Мой лорд, — приветствовал он рыцаря.
— Следуй за мной, — приказал Лион Эль-Джонсон.
Лорд Символ тотчас отступил в тень, а Лев зашагал вдоль стены полукруглого зала. Когда он проходил мимо брата Амадиса, рыцарь почтительно склонил голову, но Захариэля охватили сомнения.
После монолога лорда Символа о ценности традиций он никак не мог выбрать, возвращаться ли ему по спирали или просто пересечь зал вдогонку за Львом.
Решение помог принять брат Амадис.
— Захариэль, тебе лучше поторопиться. Лев не любит, когда его заставляют ждать, особенно в такую ночь, как эта.
— А какая это ночь? — удивился Захариэль, уже направляясь вслед за Львом.
— Ночь откровений, — ответил рыцарь.
Гадая, что бы это значило, Захариэль прошел мимо Амадиса и бросился догонять Льва, уже поднимавшегося по ступеням, по которым они лишь недавно спустились. Лев ничего не говорил, только уверенно шел наверх по тщательно вырубленным в скале переходам и винтовым лестницам, через естественные пещеры и пустынные залы. С каждым шагом он поднимался все выше и выше, и если брат Амадис вел Захариэля в глубины крепости, Лев, казалось, поднимает к самым небесам.
После долгого подъема Захариэль запыхался и чувствовал, как устали ноги, но Лев, несмотря на скорость и длительность пути, ни разу не задержался, а его дыхание оставалось все таким же размеренным.
Наконец они оказались в узком цилиндре из изогнутых кирпичей, на тесной винтовой лесенке, по которой едва мог пройти такой широкоплечий воин, как Лев.
Еще через десять минут Захариэль ощутил дующий сверху прохладный ветерок, насыщенный ароматами леса. Значит, они уже поднялись почти до самого верха. Наконец призрачный свет луны блеснул на стенах, и измученный долгим подъемом Захариэль оказался на вершине башни — открытой площадке над крепостью-монастырем, окруженной по периметру каменными зубцами.
Эта башня не могла служить целям обороны, поскольку была слишком тонкой и высокой, чтобы на ней разместились хоть сколько-нибудь значительные силы, зато идеально подходила для зоркого часового или звездочета.
Ночь выдалась ясной. Небо над головой Захариэля нависало черным безупречным куполом, усеянным тысячами мерцающих огоньков. Он смотрел на созвездия и ощущал глубокую умиротворенность, прогнавшую усталость.
Захариэль решил, что это чувство рождено удовлетворением. Много лет он напрягал всю свою волю и каждую жилку своего тела в надежде стать рыцарем, и сегодня, может быть, он стал на шаг ближе к осуществлению своей мечты.
— Как хорошо смотреть на звезды, — заговорил Лев, наконец нарушив длительное молчание. — В такое время, как это, человеку необходимо проверить крепость стержня своей жизни. Я понял, что нет лучшего места, чем здесь, под звездами, чтобы оценить свой стержень.
Лев улыбнулся, и его улыбка показалась Захариэлю ослепительной.
Он понимал, что Лев пытается настроить его на непринужденный лад, но Захариэль не мог говорить с ним, как с любым другим человеком. Джонсон был слишком велик, и его присутствие производило сильное впечатление.
Нельзя было игнорировать его необычную природу, как нельзя игнорировать ветер и дождь или постоянную смену дня и ночи. В облике Льва присутствовало нечто напоминающее стихийную силу природы.
Лион Эль-Джонсон воплощал в себе возможные мечты человека. Он был образцом совершенства для человеческого рода и мог служить примером новой расы людей.
— Очищение лесов вступило в финальную стадию, Захариэль. Ты знаешь об этом?
— Нет, мой лорд, я думал, что кампания продлится еще некоторое время.
— Вряд ли, — сказал Лев, слегка нахмурив брови, но было ли это проявлением изумления или просто задумчивости, Захариэль не смог понять. — Согласно нашим самым точным оценкам, осталось всего около дюжины великих зверей, но никак не больше двух десятков, и все они обитают в Северной Чаще. Мы прошли все остальные районы Калибана и очистили их от зверей. Остались только дебри Северной Чащи.
— Но это означает, что кампания почти закончена.
— Почти, — кивнул Джонсон. — Она продлится самое большее еще три месяца. А потом Калибан будет свободен от великих зверей. Кстати, тебе известно, что Амадис просил включить твое имя в анналы Ордена, указав на тебя как на помощника в уничтожении одного из последних чудовищ? По его словам, это было очень грозное существо. Хоть его все же убил Амадис, ты можешь гордиться своим участием в битве. Ты спас жизни многих своих братьев.
— Но не всех, — ответил Захариэль, вспомнив, как страшно кричал Паллиан, когда клыки монстра разрывали его тело. — Я не смог спасти всех.
— К этому должен быть готов каждый воин, — заметил Лев. — Как бы искусно ты ни вел свой отряд, кто-нибудь из твоих товарищей все равно может погибнуть.
— Я и сам не погиб только по счастливой случайности, — сказал Захариэль. — Исключительно благодаря везению.
— Хороший воин всегда сумеет воспользоваться представившимся шансом, — сказал Лев, по-прежнему глядя в небо. — Ты должен приспосабливаться к меняющимся условиям боя. Вся война построена на удаче, Захариэль. И для того чтобы победить, мы должны быть готовы использовать любые появившиеся возможности. В сражении со зверем ты проявил инициативу. Более того, ты проявил мастерство, точно так, как определяют это понятие «Изречения», как излагается в нем наша конечная цель. Нам неведомо, какие тайны хранит в себе Вселенная и какие испытания предстоят в будущем. Мы можем лишь прожить свои жизни с полной отдачей, постоянно развивая в себе единственную добродетель — стремление к совершенству во всех областях. Если предстоит война, мы должны стать непревзойденными воинами. Если наступает мир, мы должны обладать соответствующими знаниями. Человеку не подобает мириться со второй ролью. Наша жизнь коротка. И мы должны прожить ее достойно.