Снова наступила тишина. Лев смотрел на звезды в ночном небе, Захариэль молча стоял рядом.
— Интересно, что такое звезды? — вдруг спросил Лев. — В древних легендах говорится, что вокруг них есть тысячи, а может, и миллионы планет, таких же как Калибан. И, говорят, одна из них — Терра. Тебе не кажется странным, что любому рожденному на Калибане ребенку знакомо название Терры? Мы привыкли считать Терру началом и источником нашего общества, но, если верить легендам, мы оторвались от этого источника много тысяч лет назад. А вдруг легенды лгут? Что если Терра всего лишь миф, сказка, придуманная нашими прародителями, чтобы объяснить наше появление в космосе? Вдруг все легенды наших предков нас обманывают?
— Это было бы ужасно, — ответил Захариэль. Он ощутил дрожь и решил, что ночь становится прохладнее. — Люди принимают существование Терры как должное. Если выяснится, что все это выдумано, мы начнем сомневаться во всем. Мы утратим наши якоря. Мы не будем знать, чему верить.
— Это верно, но, с другой стороны, мы обретем свободу. Мы не будем ощущать груза ответственности перед прошлым. Нашими границами станут только настоящее и будущее. Возьми, к примеру, нынешнюю кампанию против великих зверей. Ты, Захариэль, еще молод и не можешь себе представить всех язвительных возражений, угроз и обвинений, обрушившихся на меня после первого объявления планов кампании. И я не раз убеждался, что корни этого противодействия растут из некоторых старых обычаев, давно переживших свою полезность.
Традиции — хорошая вещь, но не в тех случаях, когда они превращаются в оковы, мешающие нашему дальнейшему движению вперед. Если бы не Лютер и его превосходный ораторский дар, я сомневаюсь, что план моей кампании был бы одобрен. И даже сегодня мы сталкиваемся со многими подобными проблемами. Религиозные фанатики и отсталые консерваторы противодействуют каждому нашему шагу, не принимая во внимание ценности планов и продвижения вперед. Они всегда ссылаются на прошлое, на традиции, как будто наше прошлое настолько преисполнено славы, что мы должны навеки сохранить создавшееся положение. Но меня не интересует прошлое, Захариэль. Я думаю только о будущем.
Лев снова замолчал. Стоя возле него, Захариэль гадал, что мог бы ответить лорд Символ на такое попрание традиций. А может, это еще одно испытание, чтобы определить, будет ли он молча соглашаться со всем, что говорит Лев, или выступит в защиту старых обычаев?
Он рассматривал Льва и замечал странную напряженность в его взгляде на звездное небо. Казалось, что Джонсон в одно и то же время любит и ненавидит мерцающие звезды.
— Иногда мне хочется уметь стирать прошлое, — снова заговорил Лев. — Я хотел бы, чтобы легенд о Терре не было. Чтобы у Калибана не было прошлого. Взгляни на человека без прошлого, и ты увидишь свободную личность. Всегда легче строить, если начинать с нуля. А потом я снова смотрю на звезды и понимаю, что слишком тороплюсь. Я смотрю в небо и гадаю, что там. Как много неосвоенных земель? Как много новых проблем? Каким бы ярким и полным надежд было наше будущее, если бы мы могли странствовать среди звезд?
— Такие вещи кажутся мне невозможными, — сказал Захариэль. — По крайней мере пока.
— И ты прав, — согласился Лев. — Но что если звезды сами придут к нам?
— Я не понимаю.
— Правда? И я тоже, — признался Лев. — Но такими ночами, когда звезды светят особенно ярко, мне снится золотистый свет, в котором на Калибан спускаются звезды и небеса, и они делают наш мир лучше.
— Звезды спускаются на Калибан? — переспросил Захариэль. — И что бы это значило?
Лев пожал плечами:
— Кто знает? Я чувствую, что должен знать смысл этого сна, но каждый раз, как только мне кажется, что между золотистым светом и мной существует какая-то связь, он исчезает, и я снова остаюсь в темноте.
Потом он тряхнул головой, словно прогоняя остатки своего сна.
— В любом случае звезды для нас недосягаемы, так что нам самим предстоит строить будущее на Калибане. Но даже если с этой стороны наши возможности ограничены, ничто не должно заслонять нашего предвидения. Если нам предстоит ограничиться Калибаном, если доступ к звездам невозможен, значит, мы превратим наш мир в рай.
Лев широким жестом обвел рукой темные окрестности ночного леса под стенами Алдаруха.
— Вот здесь будет наш рай, Захариэль, — заявил Лев. — Здесь мы построим светлое будущее. Кампания по уничтожению великих зверей — это лишь первый шаг. Мы положим начало золотому веку. Мы перестроим мир заново. Не кажется ли тебе, что это благородная цель?
— Кажется, мой лорд, — благоговейным шепотом ответил Захариэль.
— Стоит ли эта цель того, чтобы посвятить ей наши жизни? — спросил Лев. — Я задаю этот вопрос здесь и сейчас, поскольку ты еще молод, Захариэль, а будущее надлежит строить молодым. Ты подаешь большие надежды. В тебе есть все качества, чтобы стать достойным сыном Калибана, крестоносцем, не только в уничтожении чудовищ, но и любого другого зла, грозящего нашему народу. Тебе нравится такая цель?
— Да, мой лорд, — ответил Захариэль.
— Хорошо. Я рад. Я буду приглядывать за твоим продвижением в ближайшие годы, Захариэль. Как я уже сказал, ты подаешь надежды. Но, думаю, я слишком надолго отвлек тебя от твоих обязанностей.
Лев наклонил голову, словно прислушиваясь к долетавшим из леса звукам.
— Мне тоже пора возвращаться, длительное отсутствие не приведет ни к чему хорошему. Мой долг в Ордене предписывает не только укрепление братских уз, но и выработку мудрых и хитроумных военных планов.
В следующее мгновение Лев пропал, растворился в башне, словно призрачная тень. В его неожиданном исчезновении не было ничего удивительного или неестественного — привычка двигаться скрытно появилась у Лиона Эль-Джонсона с раннего детства, иначе он не смог бы в одиночку выжить в лесах Калибана.
После ухода Льва Захариэль снова взглянул на звезды.
Некоторое время он обдумывал его слова, размышлял о звездах, о Терре, о необходимости построить на Калибане лучший мир. И о золотом веке, обещанном Джонсоном.
Захариэль думал обо всех этих вещах и сознавал, что под предводительством таких людей, как Лютер и Лев Эль-Джонсон, Орден не может не преуспеть в достижении утопического будущего.
Захариэль верил в Льва.
Он верил в Лютера.
Вместе эти два рыцаря — два гиганта — могли изменить Калибан только в лучшую сторону.
Он был в этом уверен.
Как уверен в том, что получил наивысшее благословение фортуны, какое только может надеяться получить человек. Никому не дано выбирать эпоху своего рождения, и в то время, когда большинство людей с трудом приспосабливались к условиям, отличным от условий жизни их отцов, Захариэль чувствовал себя счастливым.
Он понимал, что родился в эру великих и важных перемен, в такое время, когда человек может стать частью общего дела и посвятить свои усилия, свои идеалы и надежды достижению грандиозных целей.
Захариэль не мог предугадать, что готовит ему будущее, не мог прочитать по звездам свое предназначение, но он не испытывал страха.
Ему казалось, что Вселенная таит в себе множество чудес.
Он безбоязненно смотрел в будущее.
Глава 6
Крестовый поход против великих зверей продолжался еще целый год, и в конце концов на Калибане остался последний оплот чудовищ. Густые, темные и опасные заросли Северной Чащи, куда до сих пор не входил ни один из рыцарей Ордена и его союзников.
Отчасти это объяснялось трудностью организовать в непролазных дебрях полноценную систематическую охоту. Большая часть Северной Чащи так густо заросла, что оказалась практически непроходимой для всадников, и даже отважные воины Воронова Крыла заходили туда не иначе, как по приказу своих мастеров.
В Северной Чаще встречались и селения, но они представляли собой тщательно укрепленные деревни за высокими стенами, построенные на возвышенностях или в низинах между гор. Поселения в тех местах были редкими, и их разделяли значительные расстояния, а люди влачили свой жребий, даже не пытаясь как-то улучшить тяжелую и опасную жизнь.