Захариэль мгновением раньше остальных осознал истину.
— Неужели ты говоришь о…
— Точно, — ответил четвертый. — Мы должны убить Императора.
Слова эхом отдались в голове Захариэля, но он никак не мог поверить, что услышал их. И все же, глядя на четверых людей в низко надвинутых капюшонах, он не мог не сознавать, что их намерения вполне серьезны. От такого предательского плана его затошнило и захотелось убраться отсюда как можно быстрее и дальше.
Он развернулся от собрания заговорщиков и, не говоря ни слова, начал подниматься в темноту Круглого Зала. За спиной послышались возбужденные голоса, выкрикивающие проклятия, но Захариэль не стал обращать на них внимания и продолжал подъем.
Ярость горячими углями жгла ему грудь. Как могли эти люди подумать, что он будет участвовать в их безумных замыслах? А Немиэль… Неужели его брат лишился рассудка?
Он услышал позади торопливые шаги на ступенях и протянул руку к висящему на поясе кинжалу. Если заговорщики попытаются его остановить, он встретит их наготове и с оружием в руках.
Снизу показался свет, и впереди его преследователя поднялась тень.
Захариэль вытащил кинжал и развернулся, готовясь к схватке.
Свет приближался, и Захариэль, увидев, что к нему с полузакрытым фонарем в руке приближается Немиэль, выдохнул задержанный в груди воздух.
— Постой, брат! — окликнул его Немиэль, заметив блеснувший в темноте клинок.
— Немиэль, — отозвался Захариэль, опуская оружие.
— Да, это было… чересчур решительно, — произнес Немиэль. — Как ты считаешь?
— «Чересчур» — это еще мягко сказано, — ответил Захариэль. — Название всему этому — предательство.
— Предательство?! — воскликнул Немиэль. — Мне кажется, ты придаешь разговорам слишком большое значение. Эти фанатики просто выпускают пар. На самом деле они ничего не собираются предпринимать.
— Тогда зачем они поручили тебе привести меня?
— Чтобы услышать твое мнение, как мне кажется, — рассудил Немиэль. — Послушай, до тебя же наверняка дошли слухи о роспуске рыцарских братств. Люди этим недовольны, вот они и ропщут. В любое время, при любых резких переменах находятся недовольные, которые начинают ворчать и строить планы, что они могли бы сделать.
— Но они говорили об убийстве Императора!
— Ой, брось, — рассмеялся Немиэль. — Вспомни, как часто после уроков мы говорили, что ненавидим мастера Рамиэля, и надеялись, что великий зверь его съест?
— Это совсем другое дело.
— Почему?
— Мы были детьми, Немиэль. А это взрослые воины. Это совсем не одно и то же.
— Может, и так, но они вовсе не собираются предпринимать попыток убить Императора. Это было бы самоубийством. Ты же видел, какие сильные эти Астартес, вообрази, насколько крепче и сильнее сам Император. Если он так могущественен, как о нем говорят, ему не о чем беспокоиться.
— Немиэль, дело не в этом, ты же сам все прекрасно понимаешь, — сказал Захариэль и снова начал подниматься по лестнице.
— А в чем же дело, брат?
— Если это только разговор, прекрасно, я забуду о том, что ты меня сюда приводил и что я слышал о готовящемся в стенах крепости заговоре. А если нет, я должен поставить об этом в известность Льва.
— Ты отречешься от меня из-за Льва? — обиженно спросил Немиэль.
— Если только ты не сумеешь убедить этих людей внизу прекратить подобные разговоры, — ответил Захариэль. — Все это слишком опасно и может повлечь гибель людей.
— Это всего лишь болтовня, — заверил его Немиэль.
— Тогда она должна прекратиться сейчас же! — потребовал Захариэль, поворачиваясь к брату лицом. — Ты меня понял?
— Да, Захариэль, я все понял, — опустив голову, ответил Немиэль. — Пойду и поговорю с ними.
— Тогда мы больше не будем к этому возвращаться.
— Правильно, — согласился Немиэль. — Ты больше не услышишь ни слова, я обещаю.
Глава 16
Наступил день, не похожий ни на один из других дней.
Во всей истории Калибана — ни в анналах рыцарских орденов, ни в народных легендах простых людей — не было и не будет такого дня.
Безусловно, потом придут другие судьбоносные времена. Будут мрачные дни, знаменующие эру смерти и разрушения, но этот день был другим. Это был день радости. День счастья и волнений, день надежды.
В этот день с небес сошел Император.
И он запомнится как начало эпохи ангелов.
Хотя в этот момент это имя еще не было известно.
Гиганты, Астартес, Первый легион — все эти названия по-прежнему будут обозначать пришельцев, но со дня появления Императора люди Калибана отдадут предпочтение этому имени с мистическим оттенком.
И снова станут называть их терранцами.
Это название всем нравилось, поскольку оно напоминало об утраченной связи с родным миром и происхождении первых поселенцев, обосновавшихся на Калибане. Две сотни поколений со времен наступления Древней Ночи у очагов Калибана рассказывали истории о Терре. Теперь легенды стали реальностью. Они обрели плоть в фигурах закованных в броню гигантов.
Момент первого открытия, момент, когда Астартес вступили в первый контакт с жителями Калибана, уже обрел мифические свойства. Из крошечного зернышка реальности выросло огромное дерево различных историй и противоречивых легенд. И очень скоро все позабудут, как это происходило на самом деле.
Но Захариэль знал, что не позабудет истинных событий того дня, поскольку сам был в том лесу рядом с Лионом Эль-Джонсоном и Лютером, когда все только начиналось.
Не забудет он и о том, что Лютер первым назвал Астартес ангелами, потому что они спускались с неба на крыльях огня. Его фраза передавала накал того момента и была вызвана волнением и изумлением, но Джонсон запомнил эти слова и принял их близко к сердцу.
Захариэль, как и другие члены отряда, уже был предан забвению — в рассказах о столь знаменательных событиях всегда упоминаются только главные действующие лица. Со временем его имя и его деяния будут окончательно утрачены, исчезнут в наслоениях многочисленных пересказов, Захариэля это нисколько не огорчало. Он знал, что самое главное — это события, а не участники, находившиеся на заднем плане.
В любом случае сказка всегда далека от действительности.
Жителям Калибана легенды были необходимы. Они нуждались в них. В этот короткий период произошли столь резкие перемены, что людям нужно было за что-то зацепиться, чтобы не утратить связь с реальностью. Захариэль понимал, что легенды помогают им разобраться в собственной жизни.
Нет никаких сомнений, что возникнут десятки легенд, претендующих на истинность, но это в какой-то степени только ускорит исключение его имени. При наличии многих версий событий того дня каждый человек выберет ту, которая ему подходит больше других. В некоторых историях появится оскорбительный оттенок, другие будут рассказываться с величайшим уважением, одни наполнятся невероятными приключениями, другие будут более прозаичны.
Но в одном вопросе все мнения, бесспорно, сойдутся.
Название любой версии этой легенды останется неизменным — от далеких северных гор до южных океанов, независимо от выбора варианта изложения.
Они станут известны как Сошествие Ангелов.
Вслед за пришествием ангелов со звезд спустились люди и принесли с собой удивительные новинки и чудеса. Но самой важной новостью стало то, что на поверхность Калибана во всем своем величии сойдет творец ангелов — Император.
И после его пришествия уже ничто на Калибане не останется прежним.
Захариэль смотрел, как десятки тысяч людей заполняют огромную арену, расчищенную под стенами крепости-монастыря Ордена. Он никогда еще не видел так много народу в одном месте, и картина радостной толпы наполняло его голову звенящим гулом. А если подумать, так и такого простора он тоже никогда не видел, ведь горизонты Калибана всегда были закрыты лесами, пока машины механикумов не начали свою разрушительную работу.
Громадные металлические чудовища катились вперед, срезая деревья и обрубая сучья. Эти же самые машины разворачивались и на обратном пути выкорчевывали пни вместе с корнями, а потом разравнивали землю, пока она не становилась гладкой, словно поверхность клинка. Стволы деревьев складывали на краю образовавшейся площади в высокие штабеля, а позже использовали в строительстве, а корни и сучья перемалывались в щепу и сжигались в огромных кострах.