Верный себе Дамас подхватил тему:
— Лев никогда бы на это не согласился!
Хадариэль хлопнул ладонью по столу, и звук прозвучал как выстрел:
— Тихо! Ты говоришь вне очереди, мастер Дамас! И демонстрируешь свой дурной нрав. Еще одна такая выходка, и я освобожу тебя от твоих обязанностей. Возможно, пара дней медитации немного исправит твой характер.
— Прошу прощения, магистр, — опомнился Дамас и склонил голову. — Я был неправ.
— То-то же. А что скажешь ты, брат Немиэль? — Взгляд Хадариэля переместился, словно луч лазера. — Я был о тебе лучшего мнения. Если мне потребуется твое мнение по какому-то вопросу, особенно в толковании приказов, я тебя непременно спрошу. Тебе все понятно?
— Понятно, магистр, — неохотно ответил Немиэль.
— Хорошо, — кивнул Хадариэль. — Как сказал Дамас, вы оба были неправы, и даже больше, чем сами себе представляете. Приказы пришли от Льва и Лютера, и, если наши лидеры требуют от нас службы в районе Сароша, нам не пристало с ними спорить.
— Это нелегкая обязанность, — сказал Шанг-Хан, старший командир Белых Шрамов. — Это задание не сулит славы и не принесет радости ни одному Астартес. Это тяжкая, но необходимая работа. Здесь не выиграть битву. По крайней мере такую битву, ради каких мы созданы. А вне сражений мы не видим перед собой цели. Мы чувствуем себя ненужными. И несовершенными.
Шанг-Хан стоял лицом к лицу со Львом на обзорной палубе «Непобедимого разума», флагманского корабля Четвертой Имперской экспедиционной флотилии. По обе стороны от них в качестве свидетелей церемонии заняли места Лютер и Белый Шрам по имени Кургис, а остальные Астартес из обоих Легионов, так же как и делегация старших офицеров, наблюдали за передачей командования с почтительного расстояния.
Захариэль вместе с Немиэлем смотрели, как торжественно проходят последние стадии церемонии и их Легион принимает на себя задачу поддержания закона и порядка на Сароше.
— Так велит нам долг, — продолжал Шанг-Хан. — Тяжесть его ложится на наши плечи, но острее всего мы чувствуем ее в душе. Брат, готов ли ты принять эту ношу?
Белый Шрам подал Льву украшенный чеканкой медный цилиндр со свернутым пергаментом внутри.
— Я принимаю ее, — ответил тот, протянул руку и взял цилиндр. — Моей жизнью и жизнью моих людей перед моим Легионом и Императором клянусь выполнять свою задачу с честью. Засвидетельствуйте эти слова.
— Клятва принята, — хором откликнулись Захариэль и один из воинов Белых Шрамов.
— Вот и хорошо, — кивнул Шанг-Хан.
Белый Шрам скрестил руки на груди в знамении аквилы, салютуя Захариэлю и магистру его ордена.
— Добро пожаловать, Лион Эль-Джонсон из Темных Ангелов. От имени Легиона Белых Шрамов приветствую тебя на Сароше.
Они называли это действо церемонией, но оно едва ли заслуживало столь громкого названия.
В ознаменование передачи командования Белыми Шрамами Темным Ангелам был вручен свиток и принесена клятва. Во всяком случае, как бы ни были скудны атрибуты обряда, сопутствующие событию, они перевешивали значимость самого перехода власти.
Четвертая флотилия была одной из самых немногочисленных во всем Великом Крестовым Походе и объединяла всего семь кораблей: флагман «Непобедимый разум», транспортники «Доблестный оплот» и «Храбрый возчик», фрегаты «Бесстрашный» и «Отважный», эсминец «Арбалет» и ударный крейсер «Быстрый наездник», который и должен быть заменен кораблем Темных Ангелов «Ярость Калибана».
Передача контроля от одного Легиона к другому прошла с соответствующей торжественностью и уважением к обычаям, но сам факт присутствия здесь контингента Астартес казался абсурдным. Строго говоря, Четвертая флотилия была все же второстепенным подразделением. В силу недостаточности огневой мощи и отсутствия надлежащей подготовки и ресурсов флотилия была не способна организовать полноценную кампанию против враждебного мира, поэтому ее обязанностью было наблюдение за приведением к Согласию миров, которые уже проявили лояльность целям Империума.
Но с Сарошем возникли проблемы.
Первый контакт с этой планетой был установлен почти год назад и население на поверхности было настроено вполне дружелюбно. Они встретили представителей Империума с распростертыми объятиями и громко декларировали свое желание принять Имперские Истины. Но двенадцать месяцев спустя не было достигнуто никакого прогресса в приведении мира к Согласию.
Не было ни открытого сопротивления, ни актов неповиновения, но каждая процедура, начинаемая имперскими представителями, чтобы ускорить приведение к Согласию, неизбежно заканчивалась полным провалом. Каждый раз выдвигались новые инициативы, и правительство Сароша обещало сделать все, что в его силах, для обеспечения успеха. Но каждый раз обещанная поддержка отсутствовала.
Правительство приносило свои самые искренние извинения. Оно выражало свое сожаление, ссылалось на недостаток понимания, вызванный различием традиций и наречий, — и каждый раз переговоры заходили в тупик. Правительство сетовало на непримиримость государственной бюрократии и напоминало о пяти тысячах лет стабильного и упорядоченного государственного строя, родившего бюрократическую систему, которая приобрела гигантские размеры и стала совершенно неповоротливой.
Конечно, в их заверениях имелась доля истины. И опытные представители Империума, осуществлявшие подобные процессы в десятках миров, только сердито качали головами, сталкиваясь с очередными проволочками бюрократического аппарата Сароша.
Проблема была еще и в том, что чиновники Сароша работали неполный день. Законы этого мира освобождали своих граждан от значительной части налогов, если они соглашались часть времени посвятить бюрократической службе.
Согласно данным последней планетарной переписи, тот или иной пост в аппарате управления государством занимали приблизительно двадцать пять процентов взрослого населения, а остальные граждане просто не смогли пройти строгий экзамен на соответствие требованиям Бюрократической Пригодности.
Исходя из сведений той же переписи, можно было сделать вывод, что в аппарате управления на Сароше трудились не менее ста восьмидесяти миллионов чиновников.
При таком количестве бюрократов, принимающих участие в процессе, имперские представители ничего не могли поделать. И согласие правительства уже не играло никакой роли, поскольку закон, чтобы вступить в силу, должен был пройти через бесконечные барьеры местных чиновников — различных составителей прошений, нотариусов, сборщиков налогов, уполномоченных по подписям, толкователей резолюций, законников, систематизаторов, согласователей и надзирателей за правомочиями.
Хуже того, система бюрократии за последние пять тысячелетий настолько усложнилась, что даже сами чиновники не представляли, как заставить ее работать. По общему мнению всех, кто так или иначе принимал участие в приведении Сароша к Согласию, за последние двенадцать месяцев не было достигнуто никакого мало-мальски заметного прогресса. Планета оставалась такой же далекой от истинного Согласия, как и в тот день, когда она была обнаружена.
В течение всего этого времени, пока имперские представители пытались пробиться сквозь заслоны бюрократии Сароша, «Быстрый наездник» стоял на высокой орбите. Он находился там с момента открытия планеты в надежде, что присутствие мощного отряда Астартес окажет влияние на умы правителей Сароша и заставит их быстрее завершить приведение к Согласию.
Вместо этого Белым Шрамам пришлось провести весь этот долгий период времени в вынужденном бездействии.
Это их совсем не устраивало. Флотское командование испытывало ужас при мысли, что Шанг-Хан на одном из еженедельных собраний пожелает узнать, сколько еще его людям бездельничать на орбите. Особое презрение командир Белых Шрамов испытывал к избранному лорду-правителю Харладу Ферсту, человеку, которому предстояло править территориями Сароша от имени Императора, когда планета будет приведена к Согласию.
Окружающие не раз слышали, как он кричал на избранного лорда-правителя: