Лагутенко чертыхнулся про себя: «Совсем заморочил мне голову этот сибирский «козел»! Линия-то особая. Кто попало, по ней звонить не будет». Вслух же сказал:
— Цена вопроса?
Выслушав ответ, произнес:
— Приемлемо. Решите вопрос, будет расчет!
— Договорились.
В трубке послышались короткие гудки. Лагутенко вызвал секретаря.
— Узнаете, кто мне сейчас звонил!
Через десять минут позвонил глава службы безопасности:
— Простите, Денис Кондратьевич, но на этот раз контрагента вычислить не удалось.
— Бог простит, — пробурчал Лагутенко.
«Однако! Если облажалась моя служба безопасности, значит у этих ребят возможности, как минимум, не ниже чем у меня. Ох, не завидую я губернатору…»
Плановая медкомиссия в центральной поликлинике областного центра, затерянного на просторах Сибири
… - А теперь наденьте вот это.
Врач протянула Антону очки со слегка замутненными стеклами.
— Зачем они мне? — удивился водитель губернатора. — Я и без очков все прекрасно вижу.
— Насколько прекрасно, мы сейчас проверим, — улыбнулась врач. — А очки — кстати, стекла в них без диоптрий — нам в этом помогут. Надевайте, не бойтесь.
— Ничего я не боюсь… — пробурчал Антон, надевая очки.
Врач, держа в правой руке указку, а в левой нечто похожее на пульт дистанционного управления, подошла к таблице для проверки зрения.
— Начнем с правого глаза.
Женщина нажала кнопку на пульте, и левое стекло очков потеряло прозрачность. При проверке левого глаза та же история повторилась с правым стеклом.
— Ну, вот и все, — врач протянула руку за очками. — А зрение у вас действительно отличное!
— Удобная штука! — произнес Антон, протягивая врачу очки…
… В конце рабочего дня в кабинет врача зашел представительный мужчина, и, улыбаясь еще от порога, обратился к писавшей что-то за столом женщине:
— А я за нашей «игрушкой», Марина Петровна! Как прошли испытания?
— Великолепно — ни одного сбоя! Я как раз заканчиваю заполнять анкету… Вот, готово!
Врач протянула мужчине листок бумаги. Тот внимательно прочитал его, удовлетворенно улыбнулся и положил в кейс, куда вслед за этим отправились и очки.
— А это вам, за труды, — мужчина протянул Марине Петровне белый конверт.
— Ну, что вы, это лишнее, — засмущалась врач, но конверт все-таки взяла и, не утерпев, заглянула в него. — Ой, как много! — взгляд женщины, обращенный к посетителю, был одновременно испуганным и восторженным.
— Это нормально за ту работу, которую вы для нас сделали, — не переставая улыбаться, произнес мужчина. — Не забывайте, что в сумму входит и ваше обещание соблюдать конфиденциальность!
— Да, конечно, — лицо женщины сделалось серьезным.
— Вот и замечательно! Очень приятно было иметь с вами дело.
Мужчина в очередной раз улыбнулся и покинул кабинет окулиста.
Несколькими днями позже, в том же городе…… В небольшом антикварном магазинчике областного центра, где служил водителем губернаторского автомобиля уже известный нам Антон, жизнь текла своим неспешным порядком. Посетителей по случаю июльской жары было немного. Совсем немного. Всего один. И этим одним был небезызвестный в городе собиратель всякого старинного хлама, Егор Семенович Горбунков, по прозвищу «старьевщик». С этим прозвищем были согласны все хорошо знавшие Егора Семеновича, включая его супругу, которая, надо сказать, им его и наградила. Сам же Горбунков предпочитал именовать себя не иначе как «коллекционером». Справедливости ради, надо отметить, что своей пагубной страсти собирать совершенно бесполезные в хозяйстве вещи, Егор Семенович предался недавно — вскоре после выхода на пенсию. А до этого он всю сознательную жизнь — от окончания техникума до достижения пенсионного возраста — проработал в бухгалтерии небольшого предприятия, где совершил «головокружительную» карьеру, пройдя путь от простого бухгалтера до главного. Оттуда его, в итоге, и спровадили на «заслуженный отдых». И что? — скажете вы, — не его первого, не его последнего. Вышел на пенсию — сиди на даче, ковыряйся в грядках. В свободное от «садизма» время смотри по телевизору бесчисленные сериалы. Короче — живи как все… Так-то оно, конечно, так. Да только никогда не лежала душа у Егора Семеновича к дачному делу. Хотя своими четырьмя сотками супруги Горбунковы обзавелись еще в «застойные» времена, не тянуло его к земле — хоть ты тресни! По этой причине весь его авторитет внутри семьи держался, до поры до времени, на звучной должности, которую он занимал — «главный бухгалтер». Супруга его, Клавдия Петровна, по причине своей малообразованности, выше должности нянечки в детском саду свой социальный статус так поднять и не смогла. Оттуда, из глубины, должность мужа казалась ей весьма и весьма значимой. А потому безропотно тянула она семейную лямку, присовокупив к ней заботы о дачном участке. И продолжалось это до той поры, пока пресловутый «пенсионный возраст» не снял Егора Семеновича с пьедестала и не поставил рядом с ней на грешную землю. И тогда, впервые за многие годы, Клавдия Петровна посмотрела на своего благоверного не снизу вверх, а сверху вниз — поскольку была женщиной статной, и на полголовы возвышалась над своим супругом. Увидев рядом с собой тщедушного очкарика на тоненьких ножках, да еще и с животиком, Клавдия Петровна крепко задумалась над тем, правильно ли она прожила свою предыдущую жизнь? Бог весть, что она там себе надумала, но только с этого дня включилось в женщине небезызвестное любому женатому мужчине устройство, именуемое в просторечии «пилой». Надо сказать, что достойнейшего Егора Семеновича, до седых волос прожившего в благом неведении, это неожиданно открывшееся в его супруге качество, крайне шокировало. И запить бы бедолаге с горя — да вот беда: с детства в Горбункове было заложено устойчивое отвращение к алкоголю в чрезмерных количествах. Да ну, скажите вы, ерунда, — или пьет, или не пьет. А если пьет, то слыви он всю жизнь малопьющим, если припрет — уйдет в запой! Кто бы спорил… Но ведь не зря говорят: на каждое правило есть свое исключение. Не запил Егор Семенович, и даже пробовать не стал. И в землю не зарылся — на даче то бишь. А нашел себе занятие странное, в среде его обитания, невиданное. Поймите меня правильно. Я вовсе не собираюсь утверждать, что среди знакомых Егора Семеновича не было никого, кто не коллекционировал бы марки, старинные монеты, или не собирал бы библиотеку. Директор того предприятия, где Горбунков прослужил всю трудовую жизнь, на недавнем юбилее, куда был приглашен и главный, тогда еще, бухгалтер, в подпитии хвастался даже антиквариатом. Но это были понятные всем чудачества. Егор же Семенович учудил такое… Он неожиданно для всех, и, в первую очередь, для самого себя, пристрастился к собирательству всяких вышедших из обихода вещей: от ржавой таблички «не влезай — убьет!», до старинного примуса или поломанной швейной машинки «Зингер». Как ни странно, это увлечение помогло Горбункову если и не взойти обратно на пьедестал, то, хотя бы, обосноваться у его подножия — в глазах своей супруги, разумеется. И хотя при посторонних Клавдия Петровна мужа бранила, называя его «старьевщиком», его исключительность — пусть и такая странная — вернула ей, по меньшей мере, половину утраченного было уважения к супругу. «Пила» заметно поутихла, и жизнь в доме Горбунковых постепенно стала входить в свое привычное, пусть и заметно обмелевшее, русло. Немало этому способствовал и тот факт, что увлечение Егора Семеновича, в отличие от других собирателей «чего бы там ни было», не разоряло семейный бюджет, а наоборот — иногда даже приносило прибыль. Дело в том, что Егор Семенович для своей коллекции никогда ничего не покупал. Сначала он просто обследовал всевозможные свалки, а потом придумал вот что… Горбунков стал подряжаться для наведения порядка на чердаках, в кладовках и других заброшенных хозяевами местах частных подворий. В качестве платы он, с разрешения хозяев, забирал что-то из приглянувшихся ему ненужных вещей. Такой ченч устраивал обе стороны. А некоторые, наиболее совестливые, хозяева, присовокупляли к хламу что-то из продукции подсобного хозяйства, поскольку брать деньги Егор Семенович отказывался категорически. Исключение он сделал лишь для одного иностранца, которого ради хохмы какой-то расшалившийся гид привел к Горбункову для «посмотреть его коллекцию». Иностранец восхищенно поцокал языком, а потом уговорил Егора Семеновича продать ему какую-то «бяку» за десять долларов. Горбунков, блюдя законы гостеприимства, на сделку пошел, бумажку с портретом американского президента Гамильтона оставил «на память», но с тех пор иметь дело с иностранцами отказывался категорически…