За столом раздалось негромкое, но дружное «ура», и хрустальные рюмки устремились на встречу с рюмкой Максима. В течение короткого интервала последовали традиционные «второй» и «третий» тосты. Потом за столом наступило молчание: все принялись усиленно поглощать пищу. Через некоторое время Николай Павлович поднялся с места, и направился к Максиму. Остальные тоже встали, но своих мест не покинули, за исключением Михаила Ивановича, который подошел к стене, достал из стоящего около нее кожаного дипломата плоскую коробку и передал ее Николаю Павловичу. Максим, который встал с места вместе со всеми, понял, что настало время сюрпризов. Николай Павлович с улыбкой на лице взглянул в глаза Максиму. На этот раз и улыбка выглядела вполне искренней, и взгляд Николая Павловича стал похож на обычный взгляд умного человека.
— Дорогой Максим, — голос Николая Павловича был теперь наполнен неподдельной теплотой. — Мы долго думали, как отблагодарить тебя за то, что ты для нас сделал. Хотели наградить тебя специальным знаком, но потом передумали. Решили, что не стоит тебя привязывать к спецслужбам каким-то официальным образом, дабы не создать тебе проблем в твоей дальнейшей жизни. Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. А на словах знай: отныне и навсегда мы считаем тебя своим товарищем. А мы своих в беде не бросаем. Так что если, не дай, конечно, Бог, случится у тебя какая засада, на нашу помощь можешь смело рассчитывать! Ну а это, наш тебе подарок! — Николай Павлович протянул Максиму коробку.
Максим принял подарок и открыл коробку, догадываясь, что он в ней увидит, и не ошибся. В коробке уютно расположился красивый пистолет и рядом все положенные аксессуары. Максим достал оружие. За столом раздались аплодисменты. Максим поднес пистолет поближе к глазам и прочел надпись на пластинке, вделанной в рукоятку: «Морозу Максиму Всеволодовичу. За особые заслуги перед Российской Федерацией».
— Спасибо! Спасибо, товарищи!
— Владей. Заслужил! — Николай Павлович вернулся на свое место и, надо полагать, нажал на кнопку под столешницей, потому что в зале появились официанты, и на столе началась перемена блюд: исчезли пустые тарелки из-под закусок, и появилось горячее. Пока шла вся эта перестановка, Михаил Иванович успел нашептать Максиму:
— Тостов больше не будет. Дальше каждый пьет и ест чего и сколько сам пожелает.
Продолжение банкета.Через некоторое время гости начали покидать места за столом и перемещаться на диваны. Пришла пора сделать в трапезе паузу. Николай Павлович сделал знак Михаилу Ивановичу, тот кивнул и вышел, а через некоторое время вернулся с гитарой в руках и передал ее Николаю Павловичу. Тот пристроил гитару на коленях и начал проверять настройку инструмента. Гости, включая Максима, стали подсаживаться поближе к гитаристу. Николай Павлович оглядел присутствующих и, перебирая по струнам пальцами, начал извлекать из гитары знакомую Максиму мелодию, а потом запел приятным баритоном:
Солнца не будет, жди — не жди,
Третью неделю льют дожди….
Честно признаться, Максим меньше всего предполагал услышать «Вальс в ритме дождя» в такой компании. Закончив исполнение и получив порцию заслуженных аплодисментов, Николай Павлович передал гитару Петру Петровичу. Тот тоже исполнил пару песен, вовсе Максиму не знакомых, но оставляющих приятное впечатление. А потом пришел черед самого Максима. Петр Петрович протянул ему гитару и сказал:
— Друг Максим, сделай милость, порадуй нас той песней, что исполнял ты недавно на небезызвестной тебе даче! — И, увидев недоумение на лице и немой вопрос в глазах Максима, поспешил сказать:
— Да господь с тобой! Ты что такое подумал? Не «слушал» вас там никто, и «слушать» не мог! Однако, сам факт твоего музицирования, незаметным, конечно, не остался — для кого там еще могли гитару затребовать? Так что давай, брат, не чинись!
— Ну что ты, друг Петр, — в тон ему ответил Максим, — перед вами ли мне чиниться?
Меж гостей прокатился одобрительный смешок, а Максим взял первый аккорд и запел:
Последняя листва, смиряясь, с дерев упала Крик улетевших птиц растаял в облаках И осени уже пора надеть настала Конечный свой убор в серебряных тонах… Я многое успел и повидал немало Но все-таки порой мне грустно от того Что, c осенью в глазах, бреду я с карнавала А впереди зима, и дальше ничего… Вино моих страстей, к которому бывало Я жадно припадал, не оставляя в прок Оно теперь на дне хрустального бокала Всего один глоток, всего один глоток… Что проку в том глотке там, под плитой могильной? Допью пока живой, чтоб вновь вскипела кровь И разум затворя, смешавши мед с полынью Вкушу прощальный дар — последнюю любовь… Когда возьмет свое безжалостное время Останусь я один, согбенный и седой Пусть память о былом мне душу обогреет Печальною зимой, последнею зимой… А по весне опять вернутся в гнезда птицы Леса зашелестят молоденькой листвой И будет в танце жизнь беспечная кружиться Но только не со мной, но только не со мной… Последняя листва, смирясь, с дерев упала Крик улетевших птиц растаял в облаках И осени уже пора надеть настала Конечный свой убор в серебряных тонах… Последний аккорд потонул в одобрительных аплодисментах. — А у вас талант, Максим — заметил Николай Павлович — ведь это ваша вещь? — Вещь моя. А талант мой обычный, каких на Руси немало! — Что, безусловно, радует, не правда ли?