– Давайте, братцы, по единой, – объявил Чистов. – Где наша не пропадала. Пока мы выпьем и закусим, и дождь перестанет.
– Вряд ли, – сказал Зимин. – Что-то не похоже, чтобы он перестал. Только что начал набирать силу.
– Ты, Ульян, всегда против всех, – сделал замечание Чистов.
– Он не против, а правильно говорит, – поддержал Росляков. – Дождю конца сегодня не будет, и охоты не будет. Я предлагаю ехать в деревню, попить чаю и по домам.
– Да не спешите вы! – сказал Кузнецов. – Садитесь в автомашины, а мы с Зиминым разведем костер, вскипятим чаю и сварим охотничьей похлебки.
С большим трудом развели большой костер. Над ним повесили три котелка, два для варки мяса и один для чая. В это время сидевшие в автомашинах понемногу пили и закусывали. Оттуда раздавались смех и веселые остроты. Под раскидистой старой елью соорудили из брезента и веток шалаш, позавтракали. Времени уже было 13 часов. Дождь продолжал идти одной мерой. В деревню Бочково приехали в 14 часов. Пока пили чай с медом и по 100 грамм, выехали в Сосновское уже в 16 часов.
При прощании Трифонов напомнил Чистову:
– В понедельник, Анатолий Алексеевич, я у вас буду в восемь часов. Вы вызовите Соколова, управляющего госбанком, и помогите мне.
Пьяный Чистов расчувствовался перед Трифоновым:
– Все для вас, Михаил Иванович, сделаю. Будьте спокойны.
Охота из-за дождя или по другим причинам была сорвана, все уехали по домам.
В понедельник в 8 часов утра Трифонов был уже в райкоме партии. Чистова дожидался в коридоре, так как в приемной скопилось много посетителей.
– Ты ко мне, Михаил Иванович? – спросил его Чистов.
– К вам, Анатолий Алексеевич, – сказал почти шепотом Трифонов, – вы разве забыли наш разговор?
– О да, – подтвердил Чистов. – Сейчас мы вызовем Соколова и по душам с ним поговорим.
– Вот так-то лучше, – поддакнул ему Трифонов.
Вошли в кабинет к Чистову.
– Я хотел эти дела поручить Бородину, – сказал Чистов, – а, пожалуй, займусь сам.
Чистов снял телефонную трубку, попросил вызвать управляющего госбанком Соколова. Соколов сразу ответил.
– Михаил Иванович, здравствуйте, – сказал Чистов. – Как ваше настроение? Прошу вас зайти ко мне по одному очень важному вопросу.
Через пять-семь минут Соколов со словами «разрешите» вошел в кабинет Чистова.
– Чем могу быть полезен, Анатолий Алексеевич? – спросил он и неприязненно посмотрел на Трифонова.
– Михаил Иванович, я пригласил вас по поводу выплаты зарплаты рабочим и служащим совхоза «Рожковский». Вместе с Михаилом Ивановичем Трифоновым ждем вашего решения.
– Деньгами я Михаилу Ивановичу Трифонову помочь не могу, если только добрым советом, – сказал Соколов. – Совхоз еще за первое полугодие весь годовой фонд зарплаты уже съел, и это не первый год. Совхоз висит на шее у государства, а его директор ни о чем не думает. Товарной продукции дает меньше, чем расходует зарплаты. Если приравнять его к промышленному предприятию, то это давно обанкротившееся предприятие, через год – максимум через два после его создания было бы ликвидировано как нерентабельное.
– Михаил Иванович, – спросил Трифонов, – а как же быть? Люди работают и просят за работу уплатить зарплату.
Соколов скептически улыбнулся. На худом лице у глаз и на щеках собралось множество морщин.
– Вы меня спрашиваете, как быть? Вы лучше себя спросите, дорогой Михаил Иванович Трифонов. Вам надо об этом больше головой думать.
– А мы разве не работаем? – перебил его Трифонов.
– Как вам сказать, – ответил Соколов. – Работаете, но ведь работа работе рознь. Откровенно, в вашем хозяйстве все отрасли убыточные. На фуражную корову не надаиваете 1000 литров молока в год. Урожайность зерновых самая низкая в районе, да, пожалуй, и во всей области. Не получаете 6 центнеров с гектара. Землю-кормилицу всю запустили, даже картофеля накапываете только 50-60 центнеров с гектара. Подсобные промыслы все ликвидировали. Раньше колхозы занимались ящиками для заводов, токарными изделиями из дерева. Чего только не делали. Трифонов все ликвидировал. Откуда вы ожидаете денег, чтобы расплатиться с долгами? Раньше при такой работе крестьянин-единоличник надевал суму и уходил по миру просить ради Христа. Все я вам сказал, Михаил Иванович и Анатолий Алексеевич.
Чистов сидел угрюмый, недовольный и молчал.
– Наш совхоз организовался из трех слабых колхозов, – оправдывался Трифонов. – Пройдет время, и мы встанем на ноги. В этом году только от продажи одного мочала будем иметь полмиллиона рублей чистого дохода. Я считаю, больше 300 тонн его закупим. В будущем одна Чара, то есть торфяник реки, даст немалый доход. Освоим Горское болото.
– Дай бог, – сказал Соколов, – но я что-то не верю вам.
Глаза у Чистова заблестели, он хотел вмешаться в разговор двух Михаилов Ивановичей, но сдержал себя.
– Управляющим госбанком я работаю уже двадцать лет, – сказал Соколов. – В отдельные годы ваши отделения совхоза, когда были самостоятельными колхозами, получали зерновых свыше 12 центнеров, и не бункерного веса, как вы сейчас отчитываетесь, а чистого амбарного зерна. Государство им тогда никакой почти помощи не оказывало. Сейчас на ваш совхоз работает полностью вся машинно-мелиоративная станция. Большую помощь вам оказывает «Сельхозтехника» и промышленные предприятия района. Ежегодно вы съедаете больше миллиона рублей государственных денег, а прока от вас никакого. Будь я на вашем месте, посовестился бы просить, да еще и подключать секретаря райкома партии.
Что касается мочала, то за него вас надо судить. Вы ободрали за одно лето всю липу в совхозных лесах, да и залезли в гослесфонд. Что такое липа для вас? Это мед с вашей пасеки. За эти дела надо вас судить. Кроме того, в водоемах, где мочите мочало, уничтожили не только рыбу, но и все живое.
Говорите, болота выведут ваш совхоз в люди. Пойму реки Чары вы еще полностью не приняли в эксплуатацию, а уже запустили и уничтожили. Напрасны труды мелиораторов. По торфяным полям ходит скот, уничтожил все экспериментальные посевы. Ходят трактора, таскают хлысты, на канавах делают запруды, чтобы проехать через нее трактору. Уверен, и Горским болотом так же воспользуетесь, как и Чарой. Посоветую тебе, Михаил Иванович, еще раз составить план мероприятий и ехать в областной госбанк. Только они вам могут помочь.
Чистов молча разглядывал Соколова и Трифонова. Оба они по виду и складу сильно отличались друг от друга. Трифонов был полный, пышущий здоровьем сорокалетний мужчина. Соколов – бледный, хилый, худущий. Похож на туберкулезного больного, притом последней стадии.
– Так, Михаил Иванович, ничем не можете помочь? – краснея, сказал Чистов. – Какой же вы после этого патриот нашего района. Как я на вас посмотрю, вы, как Иудушка Головлев, сидите на денежном ящике и всем только палки в колеса ставите.
Этого было достаточно, чтобы возбудить нервную систему Соколова. Он подошел к столу Чистова, попросил листок бумаги и написал заявление об увольнении. Положил его перед глазами Чистова. Спокойно сказал:
– Хватит с меня, Анатолий Алексеевич. Подбирайте себе другого управляющего госбанком. За сто десять рублей зарплаты доводят каждый день до белой горячки. Пойду работать на завод. Шурочков возьмет меня рядовым экономистом.
Чистов раскрыл рот, но не нашел слов, что сказать. Соколов повернулся к нему спиной и направился к выходу.
– В этом году, Анатолий Алексеевич, совхоз «Рожковский» преподнесет государству сюрприз. Убытки будут около миллиона.
– Михаил Иванович, вернитесь, – дружелюбно сказал Чистов. – Вы неправильно меня поняли. Я ведь вас не насилую, не вымогаю. Прошу, чтобы помогли Трифонову через областной госбанк получить ссуду под мочало. Предположим, 400 тонн.
Соколов вернулся, не спеша сел на стул:
– Отпусти меня, Анатолий Алексеевич, – сказал он. – Богом прошу.
Чистов боялся Соколова. Для того чтобы провести райкому какое-либо мероприятие с выпивкой и угощением, тут без Соколова не обходилось. Он записывал в особый талмуд, кто и кому перечислял деньги на это мероприятие, кто получал. Чистов знал, что раздоры с Соколовым к хорошему не приведут. Поэтому волей-неволей приходилось считаться с ним.