– Прости, Михаил Иванович, за резкий разговор. Ты на своем месте. На хорошем счету в областном госбанке.
Соколов не подал вида, что расстроился из-за слов Чистова, а также не выразил удовлетворения от извинений.
– Хорошо, Анатолий Алексеевич, выслушайте меня внимательно. Простой пример, в Рожковском совхозе даже от автотранспортного парка большие убытки. Кто в этом виноват? Директор.
Соколов начинал играть на самой тонкой струне Трифонова. Трифонов краснел и бледнел, думал: «Оказывается, Чистов зависим не только от меня, но и от Соколова. Поэтому напрасная трата времени. Чистов ничем не поможет. Надо начинать все сначала и бить клинья к Соколову. Не может быть, что его нельзя купить».
Соколов продолжал:
– В совхозе «Панинский» совсем другое дело. От автотранспорта и тракторов они имеют большие прибыли. Люди и директор там думают. Шофера и трактористы Рожковского совхоза, в отличие от Панинского, только и занимаются использованием всего совхозного в личных целях. Набивают свои карманы ворованными деньгами.
– Это не правда, клевета! – закричал Трифонов. – Чем вы докажете? Где видели наших шоферов с лесом и тесом?
– Доказать очень просто, – спокойно ответил Соколов. – Давайте пригласим директора лесхоза, начальника милиции, они скажут.
– Михаил Иванович, мы не следственные органы, – с улыбкой сказал Чистов.
– Это не человек, а сухарь, – сказал Трифонов. – С ним ничего не решишь.
– Со мной и решать нечего, – ответил Соколов. – Я вам сказал, куда надо обращаться. Разрешите идти, Анатолий Алексеевич. Меня ждут люди. Неотложных вопросов в госбанке много.
– Идите, Михаил Иванович, – ласково сказал Чистов. – Но обязательно помогите.
Обращаясь к Трифонову, заметил:
– Встреча получилась бесплодной. Что я мог ему сказать? Он прав. Надо, Михаил Иванович, вам поправлять дела.
– Поправлю, Анатолий Алексеевич. Надо только сориентироваться. Разреши мне съездить в Молдавию.
– Зачем? – повысив голос, сказал Чистов. – На лес как на источник денег не рассчитывай. Другое дело – переработка. Прав Соколов, ты во всех деревнях закрыл цеха по производству тарных ящиков и токарных изделий. Они занимали народ и приносили большую пользу. Для чего тебе понадобилось с села Венец перевезти такой громадный цех? Сколько затрачено средств, денег и рабочей силы на разборку, перевозку и снова собрать. Над тобой, мне кажется, смеются девяностолетние выжившие из ума старики. Придумал шить рукавицы, да где, в Николаевке, в деревне, где кругом лес. Не ты ли доказывал с пеной у рта преимущества и выгоду рукавиц? Что получилось? Говорить даже горько.
– Анатолий Алексеевич, выслушайте меня. То, что перетащили цех из села Венец в Николаевку, сделали правильно. Займемся переработкой мочала. Будем готовить мочальную ленточку. За счет только этой ленточки и живут колхозы севера области. В Молдавию я прошусь у вас не по лесным делам, а найти потребителя на мочало. Если мочала у нас будет 500 тонн, мы рассчитаемся со всеми долгами. Но ведь за мочало народу-то надо платить. Даром его никто не отдаст. Для этого нужна ссуда.
– Говорил бы ты о ссуде не мне, а Соколову, – сердито сказал Чистов.
– Анатолий Алексеевич, ты сам видел, как он настроен. Поэтому я не стал с ним на эту тему разговаривать.
– Оприходуй мочало условно, но документами оприходуй. Только тогда под него получишь ссуду, – посоветовал Чистов. – Ты не забыл мою личную просьбу?
– Нет, Анатолий Алексеевич, – сказал Трифонов. – Кирпич через неделю будет готов, займемся вывозкой. Готовь место, куда складывать.
– Место готово.
– Я Василию Ивановичу приготовил флягу меда, – сказал Трифонов, – но вручить ему постеснялся, посторонних глаз много.
– Переправь ее мне, – посоветовал Чистов, – а я отправлю Василию Ивановичу.
В кабинет вошли заведующая райфо Зоя Воронина и Бойцов. Трифонов распрощался и ушел ничего не добившись.
Глава двадцать четвертая
Осень вступала в свои права. На деревьях желтел и обваливался лист. Осина и клен наряжались в ярко-красное одеяние с вкраплением зеленого и желтого. Грачи, скворцы и дрозды собирались стаями, как саранча, налетали на сады. Склевывали всю позднюю вишню, лакомились сливой и даже яблоками. Дни стояли пасмурные, часто моросил дождь. Все неровности проселочных дорог наполнились водой. После прохождения тракторов и автомашин все перемешивалось с землей и превращалось в липкую грязь. С каждым днем слой грязи увеличивался, и дороги становились труднопроезжими.
Частный сектор давно уже закончил уборку на своих участках. В садах убирали яблоки и груши. В совхозах района силами студентов из Горького, местных рабочих и служащих вели уборку картофеля. Одновременно убирали кукурузу на силос и семенники. Кое-где еще стояли большие участки неубранных хлебов: овса, ячменя, пшеницы и ржи.
В деревнях в основном работал приезжий, прикомандированный народ. Рабочие же совхоза, справившись со своими делами, ударились в лес по грибы и ягоды. В совхозе работать никто не хотел, несмотря на уговоры бригадиров и звеньевых. Директора совхозов с секретарями парткомов и председателями рабочкомов проводили собрания в отделениях, бригадах, звеньях. Упрашивали народ работать в совхозе на уборке картофеля и корнеплодов. На собрания, как правило, приходили те, кто работать не мог, инвалиды и старики.
Ходили по домам, просили выйти на работу. Грозили на будущий год лишить права пасти скот, забрать сенокосные угодья и обрезать приусадебные участки. На народ эти угрозы не влияли, так как каждый запас сена в избытке, обеспечил себя соломой, картофелем и овощами. Целую зиму можно жить, не обязательно почти даром работать. Каждый находил причины не работать. У одного живот болел, у другого – голова, третьи куда-то должны были поехать и так далее. Директора совхозов расписывались в своем бессилии. У секретаря райкома и председателя райисполкома требовали помощи. Те, в свою очередь, собирали объединенные бюро райкома и исполкома райсовета. Всю не выкопанную вовремя картошку распределяли по организациям, учреждениям и заводам. Директорам совхозов оставалось только требовать с закрепленных за совхозом шефов исполнения работ и торопить через райком партии к скорейшему завершению.
Лесуновской машинно-мелиоративной станции было установлено задание выкопать в Рожковском совхозе картофель на площади 2 гектара. Послать Зимин мог только двух человек: секретаря и бухгалтера. Но директор совхоза Трифонов вместо копки картофеля разрешил Зимину выделить трактор для вывозки леса хлыстами на пилораму в деревню Рожок и бортовую автомашину для вывозки минеральных удобрений со станции Металлист в городе Павлово. Трифонов эту автомашину использовал для перевозки теса и дров на продажу. Шофер Галочкин Иван вырученные от продажи деньги вручал лично ему.
22 сентября 1968 года у Зимина был юбилей. Ему исполнялось пятьдесят лет, это полвека жизни, притом века календарного, который проживают только единицы. К празднованию дня рождения Зимин готовился. Возможность встретить его была. На праздник было приглашено все руководство района: Чистов, Бородин, Бойцов, Шерстнев, Михайловский и Черепков, начальник ПМК-514. Черепков – лучший друг Бойцова, охотник и рыбак-браконьер. Зиминым он был приглашен как баянист, а баянист он был хороший. Зимин как лучшего друга приглашал и Кузнецова, но тот сослался на болезнь.
Все гости явились в указанное время, с 7 до 8 часов вечера. Все пришли с женами. Пока женщины накрывали столы, Чистов предложил сыграть в домино. Играли Чистов и Бойцов, против них – Михайловский с Шерстневым.
– Вы не слышали новости? – смеясь, сказал Чистов. – Наш начальник милиции Асташкин ежедневно зачастил в деревню Рожок. Аптекарша там проторговалась. Растрата у нее составила более 1000 рублей. Вначале Асташкин сам взялся расследовать это дело. Вел следствие, а она девка молодая, симпатичная. Ей всего двадцать лет. Асташкин влюбился в свою подследственную. Она ему ответила взаимностью. Дело на нее, ясно, прекратил за неимением улик. Она сколько-то денег внесла, да, по-видимому, и он ей помог. Сейчас придумал на ней официально жениться.