– Но ведь у него жена, – сказал, смеясь, Бородин, – или он собирается устроить гарем?
Чистов, задыхаясь от смеха, ответил:
– Гарем не гарем, и свою жену вроде не собирается бросать. Я вызывал его. Он сказал, что вопрос решен: «Буду жениться. Никто мне это запретить не может». Я ему доказывал: «Ты уже старик. Тебе скоро сорок пять, а ей двадцать. Она тебе не невеста, а дочь». Но разве милиционеру докажешь. Это народ упрямый. Если надумал, то и трактором не своротишь. Ну, думаю, ее уговорю. Докажу ей, что Асташкин ей не пара. Вызвал ее. Она пришла ко мне.
– Ну, как, – спросил Михайловский, – она красива или так себе?
– На вкус и цвет товарищей нет, – продолжал Чистов. – На мой вкус и взгляд, хороша, но только не для Асташкина, а для молодца двадцати – двадцати пяти лет. Я ей предложил сесть. Она села далеко от меня. «Проходите ближе, не стесняйтесь», – предлагал я. Она сказала: «Слух у меня хороший, хорошо слышу вас и отсюда». «Знаете, зачем я вас пригласил?» Она ответила: «Догадываюсь». «Тогда скажите, что вы парня не можете найти. Решили выйти замуж за женатого мужика. По возрасту он вам отец». «Я его люблю, а раз решила, то он будет моим мужем. Возраст для меня не помеха».
Бородин внимательно посмотрел на Зимина и сказал:
– А не послать ли нам, Анатолий Алексеевич, Ульяна разобраться, что к чему?
Все дружно захохотали.
– Ульян разберется, но, я боюсь, Асташкин потеряет свою любовь.
Снова взрыв хохота.
– Козлы, – провозгласил Михайловский.
– Не надо, Анатолий Алексеевич, увлекаться посторонним, когда играешь в домино, – упрекнул его Бойцов.
– Я не считаю себя козлом, – лицо Чистова побагровело, в глазах появился злой блеск, но он воздержался, промолчал.
В это время хозяйка дома, Зоя Петровна, объявила:
– Прошу за стол.
За столом сидели долго, разговаривали, пели песни.
– Не пора ли устроить перекур? – сказал Бойцов.
Мужчины все как по команде встали и вышли из-за стола. Женщины остались. Пили чай с вареньем, ели конфеты.
Мужчины снова стали играть в домино. Бородин объявил:
– Игра на мусор.
Это значит, проигравшие должны уступить место новым игрокам. Чистов играл снова с Бойцовым. Михайловский – с Бородиным.
– Нестерович, как ты думаешь, – сказал Чистов. – Мне одна хорошая мысль пришла в голову.
Бойцов внимательно посмотрел на него, и свой взгляд снова устремил на домино.
– На возражаешь, если мы сделаем Ульяна директором лесхоза? Ульян – специалист лесного хозяйства с высшим образованием. В нашем лесхозе пока нет ни одного человека с высшим образованием. Ульян там наведет порядок.
– Не возражаю, Анатолий Алексеевич, но ты лучше смотри на карты, – и мимикой ему показал, что ставить.
Чистов выставил карту, Бородин проехал.
– Вот так надо играть, – похвалился Бойцов. – Правильную ты идею подал. Зимина надо перетащить в лесхоз. Зачем человеку каждый день в такую даль ездить, когда лесхоз от него в двух минутах ходьбы.
– Правильно, Иван Нестерович, правильно, Анатолий Алексеевич, – поддержали Шерстнев и Бородин.
– Мужики, не пора ли по маленькой? – сказал Зимин, неся на подносе стаканы с водкой и закуску.
– Неплохо придумал, Ульян, – похвалил его Чистов.
Игра приостановилась. Все взяли с подноса по рюмке водки, выпили и не спеша закусили.
– Как в ресторане, – сказал Шерстнев. – Ульян умеет культурно обслужить.
– Уметь-то умеет, – сказал Михайловский, – но в ресторане из него официанта бы не получилось. Хромает сильно, а там народ всякий собирается. Положит кто-нибудь в проход между столами шапку, Зимин запнется и упадет. Тогда, считай, все пропало.
Все хохотали.
– Надо что-то доброе и Ульяну сделать, – продолжал Михайловский. – Давайте его представим к правительственной награде, нам на район их немало дали.
– Все распределено, – сказал Бойцов. – Сейчас уже трудно что-либо менять. А вообще-то можно бы дать ему орден «Знак почета».
– Я бы ему выше дал, – возразил Шерстнев. – Я бы ему дал Октябрьской Революции, а то и Красного Знамени.
– Разбежался, – возразил Чистов. – Нас ведь тоже обком партии и облисполком представляет к награде из количества выделенных району орденов. Мне нужна награда, Бойцову тоже, и вы все не против. Поэтому давайте о Зимине вспомним на будущий год. Нам снова дадут. А сейчас представления переписывать не будем.
– Анатолий Алексеевич, а все-таки неправильно мы решили, не много ли даем: Тихомировой – орден Ленина, Козлову – Красного Знамени, даже Трифонову – «Знак Почета»! – возмущенно протестовал Шерстнев. – Что они такого сделали, чтобы их награждать? Куда ни шло Козлову за рыбалку и охоту можно было бы дать медаль. Тихомировой – орден «Знак Почета», и даже лишка ей. Трифонову вместо ордена следовало бы из директоров совхоза перевести бригадиром тракторной бригады.
Пока Шерстнев говорил, Чистов посерьезнел. Лицо его налилось кровью, в глазах даже появились красные прожилки, но он слушал не перебивая. Когда Шерстнев сделал небольшую паузу, Чистов громко сказал:
– Александр Федорович! Я не знал, что ты такой, – он посмотрел на Бойцова. – Сейчас я убедился и верю Ивану Нестеровичу. Знаешь ли ты о том, что все сельское хозяйство района держится на этих трех совхозах? Пока я первый секретарь райкома партии, даю вам слово. Что бы для меня ни стоило, я Тихомировой Надежде присвою Героя Социалистического Труда, Козлова и Трифонова награжу орденом Красного Знамени. Пусть в этом никто из вас не сомневается.
На громкие выкрики все женщины повернули головы в сторону игравших. Жена Чистова, Антонида Васильевна, вышла из-за стола, подошла к мужу и тихонько ему сказала:
– Анатолий, это разговор кабинетный, переключитесь на праздничный.
Бойцов подтвердил:
– Не пора ли нам, братцы, пересмотреть наш служебный разговор? Перейдем-ка мы на темы рыбалки и охоты. Ульян! Можно тебя на минутку.
Зимин подошел.
– Слушаю вас, Иван Нестерович!
– Я слышал, – сказал Бойцов, – вы на Горском болоте построили для трактористов дом. Далеко это от реки Сережи?
– Да, Иван Нестерович, построили, в 20 метрах от реки.
– Прекрасно, Ульян, – продолжал Бойцов. – Нельзя ли нам вместе с женами устроить там пикник? Денег на водку ты сумеешь найти, а закуски привезем.
– Можно, Иван Нестерович! – сказал Зимин. – Но сейчас мы туда на автомашинах не проедем. Поездку отложим, как замерзнет.
– Можно и отложить, – сказал Чистов. – Вот освоим Горское болото да плюс торфяник поймы реки Чары. Рожковский совхоз будет самым богатым, самым перспективным совхозом, а со временем, лет через семь-десять, мы организуем совхоз, специализированный на торфяниках.
– Анатолий Алексеевич, – сказал, улыбаясь, Михайловский, – мы снова перевели разговор на служебный.
– Но о чем же нам говорить, – возразил Бородин. – Это самый насущный разговор. У кого чего болит, тот о том и говорит. Вот и мы тоже. Думаем, чтобы наш район по всем показателям не отставал от передовых. Поэтому при каждом удобном случае переключаемся, что же нам для этого сделать надо. О чем же нам больше говорить, как не о работе, охоте, рыбалке и так далее.
– Правильно, Михаил Яковлевич, – поддержал его Бойцов. – Не говорить же нам о бабах в присутствии жен. Для этого мы найдем более подходящие время и место.
– Что верно, то верно, бляха-муха, – сказал Чистов. – Вы только вдумайтесь в настроение и слова Шерстнева.
Шерстнев сидел с Черепковым в кругу женщин, под баян пели песни.
– Да просто без злого умысла сказал, у него это вылетело, – подтвердил Бородин. – По пьянке чего только не наговоришь. На это не надо обращать внимания.
– Брось защищать, Михаил Яковлевич, – сказал Чистов. – Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Когда делили награды, он присутствовал, никаких возражений с его стороны не было. Не вовремя начинает высказывать свое мнение, чуть ли не претензии. Так ведь, Иван Нестерович?
– Так, Анатолий Алексеевич, – поддержал Бойцов. – Народ не совсем надежный, но об этом потом поговорим. Пошли за стол. Выпьем, закусим и с бабами песни попоем.