Калинцев не унывал, делал свои делишки. Строил себе дом и каждый день возвращался домой пьяный в стельку. Его невыдержанная жена Зина часто срывалась, как борзая с цепи, и бежала в лесхоз жаловаться на мужа. Тем самым еще больше усугубляла его шаткое положение и подрывала авторитет. Однако, как ни создавал Чистов высокого мнения о Калинцеве, скоро сам признал его неисправимым пьяницей.
Чистов приехал в село Панино в отделение совхоза, но Тихомировой там не застал, она не дождалась его, уехала в Каргашино, в бригаду. Чистов тогда решил посетить сельский совет. Председатель сельского совета Пикулькин, чтобы встретить, выбежал на улицу. Привел Чистова к себе в кабинет. Рассказал ему о проделанной сельским советом работе по закупке у населения молока, мяса, шерсти, яиц и так далее, что крайне интересовало Чистова. Затем пригласил его обедать.
– Чем беспокоить ваших, – предложил Чистов, – пойдем в столовую, там и пообедаем.
– Нельзя, – сказал Пикулькин. – Лесники во главе с Калинцевым второй день оккупируют столовую. Выпили уже больше ящика водки. По-видимому, что-то выгодно продали.
– Не может быть, – засомневался Чистов.
– Сходим посмотрим, – предложил Пикулькин.
В столовой в специальном кабинете, пристроенном для пьянок или, вернее, встреч начальства, сидело десять мужиков, в центре – Калинцев. Лицо его дышало как раскаленный металл. Увидел Чистова, вскочил на ноги. Но Чистов захлопнул дверь и вместе с Пикулькиным покинул столовую.
– Часто они пьют? – спросил Чистов.
– Пьянка их зависит от приезда Калинцева. Как только он появляется, так пошла писать губерния. Спросить бы их, на что пьют или что пропивают.
Чтобы замять неприятный разговор, Чистов сказал:
– Вот сластники, вот блудники! Будет им что вспомнить на том свете.
У работников совхозов, которые были связаны с работой Сосновского лесничества, о Калинцеве были самые плохие мнения. Каждый вечер пьяный Калинцев проходил мимо дома Бородина, о чем иногда сообщалось Чистову. Чистов уже стал сомневаться в Калинцеве и сожалел, что своей грудью защитил его от увольнения из лесхоза. Да тут еще Дубровина Роза один раз специально пришла на прием, чтобы подлить масла в огонь.
– Обновим все кадры лесхоза, – высказал свое мнение Чистов на очередном бюро, но только в присутствии одних членов бюро.
– Давно пора, Анатолий Алексеевич, – поддержала его Тихомирова. – Всех их надо разогнать. Собрались там одни склочники и пьяницы.
– Какого вы мнения о Калинцеве, товарищи члены бюро? – спросил Чистов.
Ответила за всех Тихомирова:
– Пьяница, его тоже давно надо гнать в шею из лесного хозяйства.
– Анатолий Алексеевич, – обратился Бородин, – в лесхозе и отношения между работниками сильно запутаны. Чтобы разобраться, надо приглашать человека с эрудицией и нюхом, Шерлока Холмса. У них отношения и в быту переплелись или, вернее, скрутились в клубок, который не каждый распутает. Самая главная фигура там Дубровина Роза. Она командует всем лесхозом, потому что она не только любовница Ладыжева, но и вторая жена. Жена Ладыжева тоже не теряется. Она крепко связала себя узами с Калинцевым.
– Дойдут руки, Михаил Яковлевич, разберемся и в делах лесхоза, – заверил Чистов. – Все их клубки распутаем. Начало уже положено. Управление лесного хозяйства на должность главного лесничего прислало нам нового товарища, Назарова. Коммунист, специалист с высшим образованием. Так что часть клубка уже размоталась. Начали с Крутова, зацепим Ладыжева, а кончим Калинцевым. Товарищи, мы с вами собрались, чтобы решать вопрос не о лесхозе, а более важный. По данному вопросу прошу пригласить товарищей.
Тем временем в лесхозе уволенный Крутов, обиженный Калинцев и нейтральный Крюков вполголоса обсуждали проделки и недостатки Ладыжева. Калинцев спрашивал Крутова и Крюкова:
– Ладыжев построил деревянный сарай для личной автомашины. Тес он не выписывал?
– Нет, – подтверждал Крюков. – С рабочими расплатился деньгами лесхоза. Списанный мотоцикл «М-72» поставил в гараж, рядом с автомашиной, значит присвоил.
Калинцев пригласил из деревни Волчиха лесотехника Бирюзова, склочника, кляузника, любителя писанины в разные инстанции. Бирюзов написал две жалобы с одними и теми же фактами в обком партии и райком Чистову. Для проверки Чистов создал комиссию во главе с председателем народного контроля Тарасовым. Тарасов был человек исполнительный. Если бы Чистов приказал ему обвинить в грехах самого Иисуса Христа, можно не сомневаться, сколько нужно, столько бы и нашел грехов Тарасов. В первый же день проверки Тарасов все факты, изложенные в жалобе, подтвердил и установил новые факты, чуть ли не на все статьи Уголовного кодекса. Обо всем доложил Чистову. Чистов его от души поблагодарил и похвалил:
– Молодец, Евгений Михайлович! Какие бы вам дела райком не поручал, вы всегда с честью выполняли.
Ладыжев понял, что его песенка спета. Поехал в управление лесного хозяйства к Благову, которому за четыре года директорствования пожертвовал большую сумму своего и казенного добра. Благов ничем не брезговал. Брал всем: вареньем, медом, грибами, мясом, валенками и деньгами. В оправдание говорил:
– Это для министра, это для его заместителей, а это для областного руководства.
А ему вроде ничего и не остается. Брал он почти со всех лесхозов.
Ладыжев рассказал Благову о неопрятностях проверки:
– Сергей Михайлович! Я вас не раз предупреждал, чтобы работать в Сосновском, надо быть до предела осторожным. Ну, взяли бы да выписали горбыля на этот злосчастный сарай, построенный для вашей автомашины. Рабочим заплатили бы.
– Александр Петрович! – возражал Ладыжев. – Сарай – это дворовая пристройка к дому лесхоза. В случае переезда я его с собой не увезу, он останется новым жильцам и будет служить как дровяник. Да вы посмотрели бы на этот сарай. Сделан из горбыля, закрыт толью. Грош ему цена.
– Все ясно, Сергей Михайлович, это просто придраться.
Благов заказал телефонный разговор с Чистовым. Чистов был на месте.
– Здравствуй, Анатолий Алексеевич! – кричал в трубку Благов.
– Здравствуй, здравствуй, дорогой Александр Петрович, – отвечал Чистов.
Говорили о погоде, фондах делового леса, об уборке сена, зерновых и так далее. Наконец Благов спросил:
– Как вы намерены поступить с директором лесхоза?
Чистов ответил:
– Будем обсуждать на бюро райкома партии. Что скажут и решат члены бюро, то и будет. Сам знаешь, Александр Петрович: один в поле не воин.
– Но все-таки, Анатолий Алексеевич, – интересовался Благов, – мне нужно знать, готовить для него место в другом районе или нет. Если вы его накажете, то перевод будет исключен. Пусть остается у вас в районе.
– Он нам не нужен, – отвечал Чистов, – но без наказания он от нас не уйдет. Самое малое – получит строгий выговор.
– Кандидат на должность директора лесхоза у вас имеется? – кричал в трубку Благов.
– Да! – отвечал Чистов. – Мы его к вам подошлем.
– Если не секрет, – кричал Благов, – кто?
– Вы его знаете, – говорил Чистов. – У нас даже трое, все специалисты лесного хозяйства. Это мы с вами обсудим послезавтра на областном партактиве. Встретимся и обо всем переговорим.
– Хорошо, – ответил Благов, – до встречи, Анатолий Алексеевич, – и повесил трубку.
– Такие пироги, Сергей Михайлович, – Благов внимательно разглядывал Ладыжева, как будто видел его в первый раз. – Ты, по-видимому, понял все, о чем говорил Чистов.
– Понял, – ответил Ладыжев.
Ладыжев казался Благову каким-то поблекшим, осунувшимся, больным. Щеки впали, глаза углубились, нос заострился. Благова растрогал его жалкий вид:
– Не унывай, Сергей Михайлович, все будет хорошо, все обойдется. Для тебя имеется вакантная должность директора лесхоза. Можем поехать сегодня и посмотреть Ковернинский лесхоз. Считай, что ты директор Ковернинского лесхоза. Как думаешь, кого Чистов будет рекомендовать директором Сосновского лесхоза?