Чистов позвонил в приемную первого секретаря обкома. Женский голос ответил, что секретаря обкома нет, и вряд ли он будет. После разговора с обкомом Чистов вызвал к телефону Трифонова:
– Михаил Иванович! Извини, приехать сегодня не могу, дела. К встрече охотников готовься.
Трифонов ответил:
– Все готово, приезду буду очень рад.
Чистов сидел в кабинете до семи часов вечера и ждал телефонного звонка. Разговор с секретарем обкома не состоялся.
Без шофера выехал к Зимину. Тот ждал его в конторе у телефона. Ужин был приготовлен в столовой, но Чистов в столовую идти отказался. Зимин проводил его в свою комнату, где он часто ночевал. Отогнал автомашину к сторожевой будке. Из столовой принес приготовленный ужин. Думал: «Насколько осторожен наш секретарь, всего боится. От любопытных глаз народа ничего не скроешь». Чистов пил и ел с большим аппетитом. На покрасневшем лице выступили капли пота. Зимин пил не отставая от него, ел мало и думал: «Зачем Чистов приехал? Только ужинать или по другим вопросам? Главное, ничем не интересуется. Ужинать не отказался, значит дружеский визит. Спрашивать неприлично, но и неудобно».
Чистов, утолив голод, внимательно посмотрел на Зимина и спросил:
– Как народ у тебя, не кляузный?
– Всего понемногу, – ответил Зимин, – но в основном хороший, трудолюбивый.
– На охоту ходишь?
– Да, – ответил Зимин. – Хожу в основном на тетеревиные тока и на тягу вальдшнепа. Редко за утками на Сережу.
– Это хорошо, что ты охотник.
Зимин хотел возразить, но Чистов бросил на него взгляд.
– Своди завтра меня.
– Можно, – ответил Зимин, – но куда и за чем? На ток за тетеревами или на Сережу за утками? На тягу за вальдшнепами мы опоздали. Надо было идти вечером. Они летят или, как называют охотники, тянут на последних отблесках зари.
– Я не охотник, – сказал Чистов, – поэтому на твое усмотрение. У меня нет ни ружья, ни боеприпасов.
– Тогда пойдем на ток, – сказал Зимин. – Главное, здесь близко. Шалаши есть готовые. Надо только сходить к ребятам и предупредить, чтобы никто завтра не ходил на охоту. Шалаш я вам свой отдам, а ружье принесу от завхоза, у него, хвалится, хорошее.
Зимин вышел и вернулся через пятнадцать минут. Сказал:
– Все в порядке. Анатолий Алексеевич, вот вам ружье.
Чистов взял в руки видавшее виды двуствольное курковое ружье, заглянул в его стволы. Они походили на дымовую трубу и, по-видимому, никогда не чистились, но ничего об этом не сказал, вспомнив пословицу: «Дареному коню в зубы не смотрят». Зимин наблюдал за Чистовым, понял его волнение, предупредил:
– Ружье нечищеное и несмазанное, но бьет очень хорошо. Если оно вам не нравится, берите мое.
Он вытащил из чехла разобранное ружье. Не спеша сложил его и отдал Чистову. Вороненые стволы блестели от тусклого света электролампочки. Чистов заглянул в стволы. В обоих отражалось блеском никеля.
– Вот это ружье, – восхищенно сказал Чистов. – Где вы его купили?
– У меня дядя генерал-майор, – ответил Зимин. – Когда его провожали на пенсию, ему сам маршал Говоров подарил это ружье. Кто производитель не знаю, но, судя по номеру и латинским буквам, не отечественное. Вот и берите его. Бьет оно далеко и отлично. Я же возьму эту старушку. Она тоже была моей, но послушал совет жены и продал, а сейчас жалею. Вот вам десять штук патронов с дробью номер три.
Чистов взял пачку патронов, хотел отказаться от предложенного ружья, но чистота и блеск покоряют человека. Поэтому предложение Зимина принял. Чистов с Зиминым был немногословен. Зимина он знал мало, но слышал о нем много. Одни говорили хорошее, другие наоборот. Поэтому держался с ним отчужденно. О себе ничего не рассказывал. Перед сном вместе с Зиминым прошли по поселку, слили воду с автомашины. Наказали сторожу разбудить в три часа ночи.
Ровно в три часа раздался стук по оконной раме. Чистов быстро оделся. Зимин одевался медленно и предлагал Чистову обуться в его валенки с калошами и надеть полушубок. Чистов отказался, сказал, что в ботинках бегать легко. Зимин просил надеть свитер и фуфайку, но все было тщетно. Сам с толстыми шерстяными носками обулся в валенки, натянул на себя свитер, пиджак и надел длинное шубное пальто.
– Ты что, Ульян Александрович, на северный полюс собрался? – с иронией спросил Чистов.
Зимин вместо ответа предложил Чистову выпить для тепла водки. От водки Чистов не отказался. Он выпил полстакана, запил холодным чаем. Выключили свет и вышли на улицу.
Холодным воздухом обдало лицо. Дышать стало легко. На чистом весеннем небе с оттенками голубизны тускло блестели звезды. Горизонт по всей длине выглядел темным, загадочным. Несколько электрических лампочек освещали поселок. Тусклый серый свет проникал недалеко и терялся в воздушной бесконечности.
Почуяв идущих людей, залаяла собака. Ее лай подхватила еще одна, и, как цепная реакция, он разлетелся по всему поселку. Собачий лай раздавался везде. Собаки лаяли разными голосами. Одни басом, другие – тенором, третьи задыхались от злости, хрипели, выли и заливались звонкой трелью.
– Сколько же в поселке собак? – спросил Чистов.
– Не знаю, – ответил Зимин, – не считал. Однако мы растревожили все собачье царство. Долго они будут соревноваться, кто кого перелает.
До шалашей дошли быстро. Зимин показал Чистову шалаш, сказал:
– Сиди тихо, с рассветом обязательно должны прилететь.
Чистов обошел шалаш кругом, раздвинув ветки, влез внутрь и сел на постланное сено. Зимин ушел в другой шалаш. Первые полчаса Чистов сидел спокойно. Холод тонкими струйками просачивался сквозь одежду и впивался в тело. Сильно зябли руки и ноги. Он пытался заняться физкультурой, шевеля всеми частями тела, которые поддавались движению. Ничего не помогало. Казалось, пальцы рук и ног теряли чувствительность. Сидеть становилось невыносимо тяжело, но и выходить из шалаша было неудобно.
Недалеко, хрюкая, пролетел вальдшнеп, за ним еще два. Медленно надвигалось утро. На горизонте северо-восточной части неба появилась белесая полоса. Она постепенно увеличивалась, распространялась все выше и выше. Звезды в ней меркли и исчезали. Недалеко от шалаша черным комом плюхнулся тетерев. Чистов забыл про озябшее тело, стал внимательно разглядывать, где же он. Раздвигая ветки шалаша, просунул ствол ружья в направлении приземлившейся птицы. На черной торфяной земле разглядеть тетерева было трудно, так как все сливалось в единый черный цвет. Да и тетерев не дремал, он тут же убежал в неизвестном направлении.
Чистов злился на Зимина, думал: «В своем одеянии он два часа и больше может выдержать сорокаградусный мороз. Напрасно отказался от предлагаемой одежды. Сейчас бы сидел и в ус не дул. Он, по-видимому, закутался в воротник и спит. Мне, пожалуй, не выдержать, придется позорно бежать. Даже челюсти стали непослушны. Зубы стучат, как у голодного волка. Но ничего, впредь наука. Теперь буду знать, что к чему».
Где-то далеко запел бесконечную песню самец-тетерев. Ему откликнулись несколько. Через две-три минуты по всему болоту зажурчала тетеревиная песня. Веером по безоблачному небу проносились с блеянием бекасы. Недалеко в бору, как в переливную трубу, затрубил самец-вяхирь, дикий голубь. Лес и болото проснулись. Со всех сторон раздавались голоса тетерок. В их брачной песне слышалось что-то куриное, «ко-ко-ко». Щебетали мелкие птахи. По небу плавно пролетали с карканьем вороны.