– Итак, по-вашему, все очень схоже.
– Возможно.
– Вы верите в то, что это – загробная жизнь, Тереза?
– Я даже не знаю, что значит «загробная жизнь». А вы знаете?
Пэм молча улыбнулась. Улыбка была лишь фасадом, в ней не было никакого утешения. Стопроцентная маска.
Уже не в первый раз Тереза задалась мыслью: «Кто эта женщина, которой я выкладываю свои секреты?» Срыв покровов был в некоторой степени ужасающим. Но непреодолимое влечение к истинному общению с другим человеческим существом перевешивало все.
Тереза сказала:
– Думаю, я просто вижу в Соснах новую фазу своей жизни.
– И что в этом самое трудное?
– Самое трудное в чем? В том, чтобы здесь жить?
– Да.
– Надежда.
– Что вы имеете в виду?
– Почему я продолжаю вдыхать и выдыхать? Я бы сказала, это самый трудный вопрос для всех, кто застрял в этом месте.
– И как бы вы на него ответили, Тереза?
– Мой сын. Итан. Возможность найти отличную книгу. Метели. Но это не похоже на мою прежнюю жизнь. Нет ни дома мечты, в котором хотелось бы жить. Ни лотереи. Я раньше тешилась фантазиями о том, что поступлю в юридическую школу и открою собственную практику. Стану успешной и богатой. Удалюсь на покой вместе с Итаном где-нибудь в теплом месте с ясным голубым морем и белым песком. Где никогда не идут дожди.
– А ваш сын?
Для Терезы это было неожиданностью. Эти три короткие слова ударили ее с коварной силой внезапной молнии. Потолок, в который она смотрела, начал исчезать за пеленой слез.
– Будущее Бена было самой большой вашей надеждой, так? – спросила Пэм.
Тереза кивнула. Когда она моргнула, из уголков ее глаз побежали две дорожки соленой влаги и потекли по лицу.
– Его женитьба? – спросила Пэм.
– Да.
– Выдающиеся успехи, которые сделали бы его счастливым, а вас – гордой?
– И больше того.
– То есть?
– Это то, о чем я только что говорила. Надежда. Я так сильно для него всего этого хочу, но он никогда ничего подобного не узнает. К чему могут стремиться дети Сосен? Какие чужеземные края они мечтают посетить?
– А вы задумывались о том, что идея надежды – по крайней мере, так, как вы ее себе представляете, – может быть обветшавшим пережитком вашей прошлой жизни?
– Вы говорите: «Оставь надежду, всяк сюда входящий»?
– Нет, я говорю – живи настоящим. Я говорю, что, может быть, в Соснах самая большая радость заключается в том, чтобы просто существовать. Что вы продолжаете вдыхать и выдыхать потому, что вдыхаете и выдыхаете. Любите простые вещи, которые переживаете каждый день. Всю эту естественную красоту. Звук голоса сына. Бен вырастет, чтобы жить тут счастливой жизнью.
– Как?
– А вам приходило в голову, что ваш сын может больше не разделять вашу старинную концепцию счастья? Что он растет в городе, который культивирует именно такую вот жизнь нынешним моментом, какую я только что описала?
– Просто этот город такой замкнутый…
– Так возьмите сына и уезжайте.
– Вы серьезно?
– Да.
– Нас убьют.
– Но вы можете и сбежать. Некоторые уехали, хотя так и не вернулись. Вы втайне боитесь, что, какого бы плохого мнения ни были о Соснах, внешний мир может оказаться в миллион раз хуже?
Тереза вытерла глаза.
– Да.
– И последнее, – сказала Пэм. – Вы открывались Итану насчет того, что происходило до его появления? Насчет вашей, э‑э… жизненной ситуации, я имею в виду.
– Конечно, нет. Прошло всего две недели.
– Почему же вы не открылись?
– А смысл?
– Разве вы не думаете, что ваш муж заслуживает права знать?
– Это просто причинило бы ему боль.
– Ваш сын может ему рассказать.