Генри Каттнер
Состав преступления
Corpus Delicti, 1943
Перевод: О.Петров, И.Самойленко
Господа присяжные, я не виновен! Это было самоубийство. Мною изучены все обоснованные прецеденты. Не могу же я нести ответственность за смерть, факт которой не может быть даже доказан. Естественно, не существует и состава преступления – сейчас я объясню, как всё произошло на самом деле.
Он пришёл ко мне в лабораторию после публикации газетного объявления о найме сотрудников и заявил, что хочет поступить на работу. Я объяснил, что дело – опасное, но поскольку уже провёл один эксперимент на себе и не пострадал, риск не очень страшен. Это лишь межпространственное перемещение сознания. Он не понял, о чём я толкую; это был типичный здоровяк с безукоризненно работающим сердцем и идеальным кровяным давлением. Тело было куда более развитым, чем мозг. Звали его Джо Коней.
– Смотрите, - сказал я ему, - я хочу взять вас с собой в поездку. И только! Намереваюсь достигнуть равных условий в том… м-м-м… месте, где мы с вами окажемся.
– О’кей. – Ответил он, потянувшись к миске с чипсами, стоящей на скамье рядом. – Где окажемся?
– В четвёртом измерении. – Объявил я.
Коней хрустнул очередным чипсом:
– Волшебство, ха?..
Я не собирался разъяснять ему свою теорию, но столь пренебрежительное отношение весьма раздражало.
– Нет никакого волшебства! - Ответил я довольно резко (как предполагаю!). – Мы все ощущаем только три измерения, поскольку наши мозги воспринимают только их. Но есть и другие! На самом деле, м-р Коней, наши физические тела простираются ещё, по крайней мере, в четвёртое измерение. А возможно, и в бОльшее их количество.
Этот невежда покончил с чипсами и перешёл на коробку с конфетами:
– Как по мне, это смахивает на волшебство. Я знаю, где я есть, и где меня нет.
Я попытался указать ему на ошибку:
– Трёхмерное сознание человека не может понять четырёхмерного расширения. Это естественно! Но это самое расширение существует. Возможно, существенная часть правды скрывается за легендами об астральных телах. По факту, многомерность пространства существенно больше, чем мы можем вообразить. Единственный путь к тому, чтобы вырвать наши трёхмерные тела из тюрьмы привычного восприятия – мой аппарат, который пока не прошёл всех испытаний, необходимых для получения патента.
М-р Коней нашёл пакет сырных крекеров и почти прикончил их прежде, чем я завершил все приготовления к нашей переброске. Он не противился сделанной инъекции нужных химреагентов, так как увидел, что я сделал такую же себе. Затем я активировал свой аппарат мгновенного переноса в четырёхмерное пространство и наши сознания очутились в кабине. Позвольте поясню: наши разумы, наши интеллекты теперь помещались в телах, преобразованных под четырёхмерное расширение.
Из кабины всё вокруг приобрело совершенно иной вид. Моя лаборатория и все предметы в ней неузнаваемо изменились: кубические формы стали прутьеобразными, сферические – словно закрученные в спираль. Мистер Коней как раз проглотил последний крекер, осмотрелся – и глаза его дико вытаращились на меня.
– Не бойтесь! - Попытался я его успокоить. – Просто расскажите мне, что видите. К примеру, чем вам представляется вон тот трапецоэдр?
Но он стал неразборчиво бормотать что-то, неуловимо напоминающее лепет низших приматов. Потребовалось некоторое время, чтобы вразумить моего впечатлительного спутника. Тем временем наша кабина переместилась из лаборатории наружу. Под нами простиралась огромная равнина, заполненная всякими кубами, сферами и иными трудно идентифицируемыми объектами, по-разному окрашенными и, в большинстве своём, перемещающимися туда-сюда.
– Предполагаю, что это – Пятая авеню. – Сказал я. – Скорее всего, движущиеся предметы – люди, хотя вон тот крошечный объект, в который проскальзывают четырёхмерные люди, - вполне может быть автобусом.
Через некоторое время, поддавшись на спокойствие и ласку моих увещеваний, м-р Коней вернулся к некоему подобию нормальности. Настолько, что мог бы помочь мне сопоставить данные наблюдений. Около двух часов (по моему восприятию!) мы путешествовали по четырёхмерному миру. М-р Коней уже начал жаловаться, на что я, пожав плечами, согласился на возвращение в лабораторию. Тогда-то он и заявил, что голоден.
Вряд ли на меня можно возлагать вину за страсть Конея к чревоугодию. Прошу прощения, господа присяжные, я возвра-щаюсь к сухому изложению фактов. Трагическое событие произошло уже после нашего прибытия обратно в лабораторию. Я был занят настройкой приборов, которые вернули бы нас в обычное трёхмерное пространство, и не замечал, чем был занят Коней. Как уже упоминал ранее, весь внутренний вид лаборатории и всё, что в ней находилось, выглядели совершенно нетривиально для обычного взгляда. Внимание приковывала гигантская пирамида на фоне совсем уж искривлённой стены, о иных неопределённых объектах всех форм и размеров уже и не упоминаю. Но вот один из этих предметов и схватил м-р Коней. Он был настолько жадным и несдержанным человеком, что счёл аппетитной эту штуку, которая, как я заметил в последний момент, напоминала грушу, но розового цвета. Как бы то ни было, но Коней сожрал её в два укуса.