— Нет в Испании выхухоли, — ответил дон Федерико, и ему вдруг стало грустно.
— Ну вот, — удовлетворенно заметил Луговой. — А у нас есть. Правда, никто ее не видел. Но у нас это в порядке вещей. Главное, все знают, что есть такая, живет, прописку имеет. — Он хохотнул.
— Да, Константин мне рассказывал. Но на детальные исследования денег нет.
— А на что есть? Денег нет ни на что. Это нормально. Они ведь там думают — зачем еще какого-то зверя изучать? Всем и так известно, что живет он в своей норе тихо-спокойно. А начнет высовываться — сразу его картечью.
Дон Федерико улыбнулся.
— А вы? Вы ее видели? — спросил Луговой.
Дон Федерико перестал улыбаться.
— Еще нет, — ответил он, помолчав.
Лишь под вечер Луговой привез дона Федерико на биостанцию. От посещения фермы дон Федерико вежливо отказался, но с удовольствием принял предложение Лугового осмотреть окрестности. Они съездили в близлежащий природный парк, где прогулялись по роще реликтовых сосен и посетили кипящий ключ — бьющий из белого песка родник, вода которого, по преданиям, лечит все болезни. Вырываясь из земли, родник издавал басовитое шипение, как если бы из-под земли било ледяное шампанское. Белая шипучая кипень приковывала взор, и дон Федерико поймал себя на мысли, что не хочет возвращаться на станцию. Он уже видел перед собой лицо Тольберга, слышал его сердитый голос — но тяжелее всего было осознавать, что сегодня, именно сегодня он должен увидеть сон.
Мысль об этом теснила, вызывала сосущую тоску. Последний раз, когда ему пришлось обратиться к этому способу, он так и не увидел зверя (это был китоврас, существо капризное и переменчивое), а лишь услышал его насмешки и проснулся с дикой головной болью, которую не мог унять несколько дней. И вот теперь опять придется приманивать зверя во сне.
Он попросил Лугового высадить его перед дубравой — не хотелось наткнуться на Тольберга и отвечать на ненужные вопросы. Но Тольберга он не встретил. Ему попалась только Кристина, выходившая из лаборатории. Она торопилась куда-то, поэтому лишь удостоила его кивком и скрылась в дверях корпуса.
Тихо опускались сумерки. С реки веяло холодком. В теплом воздухе реяли комары.
Дон Федерико постоял немного, словно решаясь, и направился к себе. Ноги после длительной ходьбы гудели, и он надеялся, что быстро уснет. Ему нужен был крепкий и долгий сон.
В комнате он включил лампу и долго молился. Потом разделся, забрался в постель и раскрыл книгу. Это была Библия.
Он прочел: «И подлинно: спроси у скота, и научит тебя, у птицы небесной, и возвестит тебе; или побеседуй с землею, и наставит тебя, и скажут тебе рыбы морские». Медленно до него дошел смысл этих слов. Кажется, настало время отходить ко сну. Он выключил свет, лег на спину и закрыл глаза.
И тотчас же оказался у реки. Широкий Хопер плавно нес мимо него свои гладкие воды. Тихо опускались сумерки. В теплом воздухе реяли комары. Все было как взаправду.
Неужели сейчас появится? Его объяла дрожь — он остро почувствовал свою неопытность и незаметно сжал под одеждой крест, вознося молитву Господу. Это были темные пограничные земли, где могло случиться все, что угодно, и где только вера могла спасти.
— Вот и тогда ты так же ждал, — раздался позади насмешливый голос, и дон Федерико вздрогнул от неожиданности.
Это был китоврас. Он стоял, сложив руки на груди, и неприятно усмехался. Конское туловище лоснилось, точно он вышел из реки, от него шел пар.
— Не ожидал тебя увидеть, — признался дон Федерико.
— Ты не завершил начатое, — высокомерно произнес китоврас.
— Я бы завершил, но ты скрылся.
— Ты бы мог поискать меня немножко.
Дон Федерико покачал головой.
— И заблудился бы? — спросил он. — Этого ты хотел?
Китоврас шумно переступил с ноги на ногу.
— Перед тем, как увидеть ее, ты должен увидеть меня. Увидеть и описать, — заявил он.
— Ах, вот зачем ты пришел. Ну что ж, повернись-ка немного, я должен тебя рассмотреть.
— Ты не можешь мне указывать, монах. Здесь никто не может мне указывать.
— Я пришел не к тебе, — веско произнес дон Федерико.
— Посмотри на меня! — сказал китоврас вместо ответа, выпячивая грудь. — Видел ли ты когда-нибудь создание прекраснее меня? Хоть я и сотворен, высшие сущности с легкостью входят в меня, когда захотят, — и тогда они вещают моими устами. Я — царь мудрости, больше самого Соломона.
— Кто царь мудрости — ты или они, твои хозяева? Впрочем, мне это безразлично. Вся ваша мудрость — ложь и блеск, что слепит глаза. Отойди в сторону, дай ей пройти.