Выстрел был таким громким, что у Тольберга заложило уши. Настала звенящая тишина. Тольберг вслушивался в нее, пока его не начало клонить в сон. Но он упорно просидел у окна еще пару часов, вглядываясь в темноту, прежде чем его сморило.
Псы вернулись наутро. Выглядели они виноватыми.
— Что же вы, братцы, — сказал он им без злости.
Весь день он думал о предстоящем. У него не было никаких сомнений в том, что в эту ночь что-то обязательно произойдет. Станут ли неизвестные твари штурмовать дом? Накинутся ли на собак? Что им вообще надо? Он поймал себя на том, что с тоской смотрит за окно, где под кронами деревьев сгущался предзакатный сумрак.
Он занял свой пост уже в десятом часу, когда темнота еще окончательно не сгустилась. Бдительный, собранный, он зорко оглядывал площадку перед зданием, которая освещалась скудным светом одинокой лампочки, укрепленной над входной дверью. Сидел он долго — три или четыре часа, — пока не задремал.
Пробудил его громкий шорох и попискиванье. Он кинул взгляд на площадку перед зданием и замер, пораженный небывалым зрелищем.
Площадка кишела странными крысовидными зверьками. Их длинные хвосты волочились по земле, длинные хоботки к чему-то принюхивались, лапки топотали. Зверьки сновали туда-сюда, размеренно попискивая, и Тольберг вдруг разглядел, что они водят хоровод. Тесно прижавшись друг к дружке, они кружились по часовой стрелке — а вокруг, создавая другое кольцо, неподвижное, разлеглись Тольберговы псы, молча и внимательно следя за происходящим. Время от времени один из них одобрительно ворчал и снова замолкал. Когда в окне появился Тольберг, все сборище оживилось, зверьки задвигались быстрее, собаки повернули морды к окну и пару раз гавкнули, словно говоря — гляди-ка, что вытворяют!
«Это они для меня устроили, — замирая, думал Тольберг, глядя на танцующих зверюшек. — Это они мне показываются». Он раз за разом протирал глаза, но хоровод никуда не пропадал. Тольберг тихонько отошел от окна и бросился на поиски фотоаппарата. Когда он нашел его и вновь приблизился к окну, чтобы поймать в объектив танцующих зверьков, площадка уже опустела. Исчезли даже собаки.
Тольберг застонал от огорчения. Сколько лет он ждал этого дня, сколько готовился — и оказался совершенно неподготовлен. Хотя он хорошо рассмотрел зверьков, но был все еще не уверен в том, что видел выхухолей. Интуиция подсказывала ему, что это так, но он был склонен доверять не интуиции, а фактам. А факты, свидетельские показания говорили о том, что выхухоль должна быть крупнее и на хвосте ее должен быть хорошо оформленный шип, которым она сражает добычу. Что же за зверьки явились ему? И что они делали?
Нежданная дремота тяжело навалилась на него. Он пытался ей противостоять, даже сумел записать обрывки своих наблюдений, но сон был сильнее. Властно и непреклонно увлек он Тольберга в свои владения.
Тольберг оказался лицом к лицу с доном Федерико. Тот приветливо улыбался, глядя на него. Они находились в помещении, похожем на типографию, — с ровным гулом работали печатные машины, выбрасывая напечатанные листы, ходили какие-то люди, собирали листы, куда-то относили.
— Я хотел вам кое-что показать, — произнес дон Федерико, протягивая Тольбергу огромный, затейливо изданный том в тяжелом золотом переплете. Книга была велика и тяжела, страницы раскрывались, показывая богатые иллюстрации. Дон Федерико ткнул в одну пальцем.
— А вот и она.
Тольберг вгляделся. На иллюстрации красовалось чудное существо с носом-хоботком, подслеповатыми глазками и длинным хвостом — именно такие существа только что водили хоровод под его окнами. Рядом с иллюстрацией черным строгим шрифтом, похожим на готический, значилось:
«Зверь, зовомый ВЫХУХОЛЬЮ. Собою мал, сер, усат, обитает в норах под речным берегом, ест улиток и жуков водяных. А нос длинный, будто бы хобот слоновий. А глаза как у крота. А уши как у бобра. А ноги как у выдры. А хвост как у крысы. А тело как у ондатры. Нрава кроткого, выбирается только по ночам, ибо думает о себе как о самом ничтожном создании Божием, и посему символизирует смирение, коя есть высшая добродетель, угодная Господу».
— Что это за книга? — спросил Тольберг, поднимая глаза от текста.
— Это наш бестиарий. Вернее, бестиарий в том виде, в каком он существует в воображении его авторов. Идеальная книга, можно сказать. Разумеется, окончательный ее вид может отличаться от того, что вы только что увидели. Но содержание — вряд ли. Скажите, есть ли у вас какие-либо замечания? Какие-то поправки к тексту? Смотрите, вот тут вам выражается благодарность за деятельный вклад в подготовку издания.