— Очень хорошо, — совсем успокоившись, произнес Тольберг. — Пойдемте. Вы же даже не обедали.
— Там такая красота, — повторил дон Федерико. — Я и не вспомнил о еде.
За ужином священник неожиданно для Тольберга попросился с ним на завтрашнюю встречу с одним местным фермером. Это интервью, как называл его Тольберг, было частью большого опроса местных жителей, которые, по собственному их свидетельству, когда-либо сталкивались с выхухолью. Фермер — фамилия его была Луговой — жил на хуторе Пименовском, километрах в пятнадцати от биостанции. У него было небольшое хозяйство по разведению кроликов. Сам Луговой был родом из местных — бывший бригадир и зоотехник. В округе его уважали: хозяйство у него было крепкое, он и местным работу давал, и себя не забывал. Когда встала необходимость провести электроэнергию для нового крольчатника, Луговой добился, чтобы и в ближайшие дома электричество протянули.
Выхухоль видел Луговой дважды. Оба раза — в сумерках, но он утверждал, что не мог ошибиться и что это был именно тот самый зверь, о котором на ночь рассказывала ему мать — а она сталкивалась с выхухолью четырежды и всякий раз едва ноги уносила. Клялся Луговой и в том, что в те разы пьян не был. Тольберг давно хотел встретиться с ним и подробно расспросить, но Лугового было сложно поймать — то он в городе с заказчиками договаривается, то едет в соседний колхоз за кормом. Тольберг надеялся, что завтра сумеет его застать, — они с Луговым случайно столкнулись в Давыдово и тот сам пригласил Тольберга к себе. Что ж, пускай и дон Федерико задаст Луговому пару вопросов, от фермера точно не убудет.
Утром Тольберг торопился так, будто не успевал на поезд. Он подгонял Кристину, которая в этот день была дежурной по кухне, подгонял дона Федерико, который оставил в своей комнате фотоаппарат, и ненадолго успокоился, лишь когда обжег себе язык горячим чаем. Ранние солнечные лучи еще только силились проникнуть в дубраву, где густой сумрак стоял меж толстых стволов. Тольберг и дон Федерико спешно погрузились в машину, Тольберг завел двигатель, и старый жигуленок с ревом вылетел на степную дорогу.
Ночью прошел небольшой дождик, который прибил пыль на дороге и омыл степь. Тольберг лихо вел машину по грунтовке, петляющей между холмами и глубокими балками. Временами вырывались на участок асфальта, который затем незаметно уходил куда-то в сторону, и снова чуть размокшая грунтовая дорога со следами тракторов начинала весьма нелюбезно раскачивать и подбрасывать их машину. В ямах на дороге стояла зеленоватая вода. Солнце поднялось уже высоко и начало ощутимо пригревать — и вдруг волна ароматов хлынула на дона Федерико из открытого окна. У него словно раскрылись глаза: он увидел, что степь вокруг цветет и переливается красками.
Тольберг, мельком глянув на него, кивнул.
— Да, — произнес он. — Весной в степи красиво. Летом здесь не так — солнце выжигает все.
Не снижая скорости, машина пролетела два старых деревянных моста, перекинутых через сухие балки, и скоро уже неслась по деревенской улице между крепких домов, крытых железом и шифером. Из скупых слов Тольберга дон Федерико понял, что Пименовский считается зажиточным хутором и живут здесь в основном фермеры и их работники. Проехали мимо разноцветного двухэтажного здания — детского сада, следом появилось новехонькое здание администрации с флагом над входом, и тут Тольберг резко затормозил и подал назад.
Дон Федерико увидел, что из здания администрации вышел человек и стал тяжеловесно спускаться по ступенькам. Это был приземистый лысый мужчина с густыми черными усами, одетый в мешковатый серый костюм. Он направлялся к большому, заляпанному грязью внедорожнику, стоящему у самых ступенек.
— Василий Михайлович! — позвал Тольберг, выскакивая из машины.
Усач остановился и вгляделся.
— Здорово, Сергеич! — густо пробасил он. — Ты ко мне? А я тут как раз у главы был. — Он неопределенно махнул рукой за спину.
Дальнейший разговор дон Федерико уже не разобрал, но увидел, как они кивнули друг другу, Луговой сел в свой джип и тронулся с места. Тольберг тоже сел за руль и торопливо произнес:
— Договорились встретиться у Веры в кафе. Это недалеко. Он опять куда-то уезжает, только чаю выпьем.
Кафе и вправду было недалеко — неприглядное придорожное заведение под вывеской «Горячие пирожки. Чай. Кофе». Внутри было тесное грязноватое помещение с тремя столиками и подобием бара с выставленным напоказ пивом и сигаретами. В глубине бара надрывался включенный на полную громкость радиоприемник: кто-то хрипатый радовал слушателей очередной песней про Магадан. Столики пустовали, поэтому они сели за ближайший к двери. Почти сразу же звук в приемнике приглушили, и к ним вышла усталая некрасивая женщина в косынке.