– Екатерина Андреевна, вам нехорошо? – успела спросить я, прежде чем Меллина кинула на меня быстрый взгляд и сказала:
– Агата, я, собственно, не столько к Иде пришла, сколько к тебе. Меня подозревают в убийстве Оли Ворониной, она работала со мной в лаборатории. Возьмешься меня защищать?
– Само собой, я возьмусь вас защищать, – горячо заговорила я, не помня себя от радости. Это мой единственный шанс узнать правду про отца, и упустить его ну никак нельзя! – Вам предъявили обвинение?
– Пока что нет, но все к этому идет, – невесело усмехнулась Меллина.
– Прошу прощения, Катя, но я думаю, ты понимаешь, что это невозможно, – раздался за моей спиной голос деда. – Найми себе другого адвоката, Агата ничем не сможет тебе помочь.
Я обернулась и увидела, что Владлен Генрихович застыл в дверях террасы и желваки на его гладко выбритых щеках, покрытых складочками и мешочками, так и ходят туда-сюда. Категоричность его тона придала мне уверенности, и я дерзко проговорила:
– Дед, позволь мне самой решать, кого защищать, а кого нет.
– Большая выросла, да? – сердито проговорил дед, отпуская косяк, за который держался, как утопающий за спасательный круг. – Ну что же, поступай как знаешь!
Он развернулся и, держась за стену, вышел из помещения, оставив нас с Екатериной Андреевной одних. Я с воодушевлением потерла руки и выжидательно посмотрела на свою доверительницу.
– Честно говоря, я не думала, что Владлен будет против нашего общения, – виновато пожала она плечами. – И чего это он на меня так взъелся?
– Даже не знаю, что это с дедом, – соврала я, хотя отлично знала, в чем тут дело. И подслушанный телефонный разговор был тому подтверждением. Я была абсолютно уверена, что речь в нем шла о Льве Руде, и дед самым очевидным образом боялся, что я увижусь с отцом и узнаю правду.
Честно говоря, мне было здорово не по себе. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Меня задело, что дед не спросил, что случилось с этой несчастной Ольгой Ворониной, в смерти которой подозревают нашу гостью, как будто и так знал, отчего она погибла. Да что там, он даже ни капельки не удивился, что Воронина вообще умерла, как если бы сам убил несчастную женщину. И потом, откуда это нежелание, чтобы я взялась за защиту его бывшей коллеги? Уж не потому ли он так разволновался, что я могу ненароком узнать то, что не предназначено для моего ума? Чувствуя себя разведчицей в стане врага, я увела Меллину в свою комнату и заперла дверь на ключ.
– Екатерина Андреевна, я вас внимательно слушаю. Рассказывайте, что случилось, – подбодрила я клиентку, включая музыку.
– Прямо не знаю, стоит ли втягивать тебя в это дело, раз Владлен против, – неуверенно проговорила гостья, искоса поглядывая на меня.
– Стоит-стоит.
– Ну что же, ты взрослый человек, вольна сама выбирать клиентов, – пробормотала бабушкина приятельница, опускаясь в кресло.
– Рассказывайте, я постараюсь вам помочь.
– Ольга работала начальником отдела кадров нашего института, а я возглавляю отдел экспериментальных исследований, – снова принимаясь крутить на пальце перстень, глухо сказала Меллина. – Мы знаем друг друга лет тридцать, не меньше, вместе начинали трудовой путь.
В дверь постучали. Я неохотно открыла, и в комнату заглянула бабушка. Растерянно оглядевшись по сторонам, она сказала:
– Что-то случилось? Владлен хлопнул дверью и ушел. Что это с ним?
– Убили Олю Воронину. Следствие включило меня в число подозреваемых, и я попросила Агату заняться моей защитой, – сдавленно пояснила бывшая сослуживица Иды Глебовны.
Бабушка некоторое время помолчала, а затем многозначительно произнесла:
– Но, Катя, ты же не хуже меня знаешь, что наш институт особенный, он подчиняется напрямую отделу «Сигма», и все, чем там занимаются, является строжайшей тайной. Зачем Агате вникать в вашу кухню?