Поскольку режим находится в плену собственной лжи, он вынужден фальсифицировать всё. Он фальсифицировал прошлое. Он фальсифицирует настоящее и будет фальсифицировать будущее. Он фальсифицирует статистику. Он уверяет в отсутствии всемогущего и беспринципного полицейского аппарата. Он делает вид, что уважает права человека. Он делает вид, что никого не преследует. Он делает вид, что ничего не боится. Он делает вид, что ничего не делает. Людям не обязательно верить во все эти мистификации, но они должны вести себя так, как если бы они верили, или, по крайней мере, молча терпеть их или хорошо ладить с теми, кто с ними работает. Однако по этой причине они должны жить во лжи. Им не нужно принимать ложь. Им достаточно просто принять свою жизнь с этим и в нем[321].
Жизнь во лжи универсальна. Но это была особая версия. В старом советском анекдоте товарищ объясняет, почему ему нужно посещать и офтальмолога, и отоларинголога: «Что вижу, о том не слышу; о чем слышу – того не вижу».
Израиль: особый случай?
Израильская культура отрицания не происходит от государственного коммунизма или военной диктатуры: еврейским и даже арабским гражданам Израиля доступно большинство преимуществ демократии: верховенство закона и наличие пространства для инакомыслия. Но отрицание несправедливости и травм, причиненных палестинцам, встроено в социальную ткань. Согласие еврейской общественности с официальной пропагандой, мифами и абсолютная уверенность в собственной правоте является результатом добровольной идентификации, а не боязни незаконного тюремного заключения, комиссаров или тайной полиции. Многие темы известны и неизвестны одновременно. Израиль – страна, полная «общеизвестных секретов». Даже те, о которых знает весь мир, такие как существование ядерного потенциала Израиля, защищаются с причудливым упорством. Официальная ложь произносится с невозмутимым выражением лица и принимается с понимающим подмигиванием.
В течение десятилетия интифады, начиная с 1987 года, никто не верил официальным опровержениям конкретных обвинений, таких как пытки, тайные отряды смерти и убийства безоружных демонстрантов. Но они продолжали жить «во лжи», именно в смысле Гавела. Большинство из них не были идеологическими фанатиками, так же, как и его коммунисты не были коммунистическими фанатиками. Но у них есть неосознанная привязанность к благочестивому китчу сионизма и его мифам, таким как «чистота оружия». Здесь мало лицемерия и притворства, нет иронии, характерной для притворных «коммунистов» Гавела. В отличие от пражского зеленщика, израильские евреи вывешивают флаги на своих машинах и балконах при каждом публичном мероприятии без каких-либо обязательств.
Конечно, есть веские исторические причины, по которым израильские евреи должны верить в защитную самооценку и иметь защитный слой у характера, состоящий из неуверенности и постоянной жертвенности. Результатом является ксенофобия, которую где-либо еще назвали бы «расизмом», исключение палестинцев из общей моральной вселенной и навязчивый эгоцентризм: то, что мы делаем с ними, менее важно, чем то, что они делают с нами. Тесное взаимопроникновение гражданской и военной жизни (армия, состоящая в основном из призывников и резервистов) означает, что общественность является не столько «аудиторией», сколько надежным источником подтверждения общих нейтрализаций. Преступники всегда могут рассчитывать на популистское оправдание. Однако институты демократической подотчетности посылают более двусмысленный сигнал: злоупотребления разрешены (иначе они бы не происходили), но осуждаются и отвергаются, если они становятся слишком заметными или грубыми. Лица, выбранные для обозначения моральных границ, справедливо считают себя жертвами послания, имеющего двойной смысл: вперед, мы одобряем, но помните, что мы можем публично отречься от вас.
Два примера из первых месяцев интифады: 19 и 21 января 1988 года израильские солдаты вошли в две деревни на Западном берегу – Хавару и Бейту. Приказы, которые они выполняли, были совершенно ясными, хотя, поскольку их источником служили инструкции министра обороны Рабина «ломать кости» подозреваемым в беспорядках, они передавались двусмысленно и с возможностью отрицания вышестоящими. Солдаты (используя список службы безопасности) вытащили двадцать молодых палестинцев из домов, отвезли их на близлежащие поля, заткнули им рты, связали ноги и руки, а затем бросили на землю. Затем они выполнили приказ Рабина: дубинками, камнями и вручную они систематически ломали руки и ноги каждому палестинцу, за исключением одного, которого они оставили способным ходить в поисках помощи. На заднем плане продолжал работать двигатель военного автобуса, водитель которого постоянно увеличивал обороты, чтобы заглушить крики.