Реакция Запада на зверства в Боснии и Руанде является (частично риторическим) современным эквивалентом. Но нюансы знания и незнания на международном уровне теперь совершенно другие: они проявляются в глобальных медиадрамах, с живой информацией, пресс-конференциями, аудиовизуальными гаджетами. По сравнению со всем, что было в прошлой войне, объем информации просто невероятный. Как, имея разведывательные спутники, находящиеся в пространстве над Боснией, и беспилотные самолеты, передающие видеоизображения в реальном времени, США могли настаивать на том, что информация о Сребренице была «двусмысленной»[324]?
Официальное признание массы доступной информации имеет своеобразное постмодернистское сочетание мгновенной прозрачности и яркости вместе с мгновенным отрицанием и исчезновением. Вот прямо сейчас ты это видишь, а теперь нет. Возьмите последовательность реакции Америки на разоблачения 1992 года о лагерях, управляемых сербами, сопровождаемые яркими телевизионными изображениями истощенных боснийских мусульман. «Увидев по телевидению лица за колючей проволокой, представители администрации Буша отреагировали инстинктивно: они отрицали, что что-либо знают о лагерях. Вернее, они сначала сказали, что знают, а на следующий день сказали, что не знают. Но вскоре первоначальные отрицания были стёрты из памяти; Государственный департамент признал, что они знали об этом с самого начала. Это называлось «перемещением мяча на один шаг вперед» – что означало, как объясняет Даннер, достижение этапа знания, но – поскольку официальная политика заключалась в том, чтобы ничего не делать – остановку задолго до второго шага – сделать что-то. Но если об ужасах Омарской было известно, почему правительство не раскрыло это?[325]
Роль стран-наблюдателей особенно важна на ранних стадиях познания, когда можно четко идентифицировать предупреждающие знаки. Но если государства-наблюдатели откажутся предпринимать ранние превентивные шаги[326], то правительства-нарушители могут смело идти дальше, полагаясь на то, что их союзники, покровители и спонсоры будут сдерживаться. В недавнем случае в Руанде нагнетание обстановки было четко признано: местное радио транслировало призывы к уничтожению тутси в соответствие с подготовленными списками; дипломатическое сообщество и сотрудники гуманитарных организаций были полностью проинформированы. Хотя юридическое применение термина «геноцид» не гарантирует вмешательства, отказ от использования этого термина облегчает невмешательство. В мае 1994 года, когда в Руанде было убито не менее 200000 человек (в основном тутси), правительство США дало инструкции своему представителю «не называть эти смерти геноцидом, хотя некоторые высокопоставленные чиновники считают, что именно это они и представляют»[327]. Политика Госдепартамента заключалась в использовании термина «инциденты геноцида» или «события».
Почему правительства закрывают глаза или отказываются вмешиваться в отдаленные конфликты, за которые они часто несут косвенную ответственность? Причин много: национальные интересы; мнение, что собственное государство не является моральным агентом с моральными обязательствами; прямое участие и сговор (оружие, подготовка, оборудование); нежелание нарушать доктрину национального суверенитета наряду с популярным мнением, что это действительно проблемы других людей. Есть еще разновидности релятивизма: правая версия («Эти люди всегда себя так ведут»); либеральная версия («Уважайте местную культуру, не навязывайте свои ценности; кто мы такие, чтобы осуждать?»); и бессмысленная версия («Нет ничего абсолютного, невозможно узнать, что происходит, правда имеется в аргументах обеих сторон»). Право государства оставаться нейтральным и не вмешиваться – даже не замечать – является политическим аналогом «права личности быть страусом»[328].
Подобно двусмысленному дискурсу аргентинской хунты, государства-покровители посылают закодированные двусмысленные сообщения. На общественных форумах, таких как Ассамблеи ООН, они предупреждают, осуждают и даже угрожают проголосовать за санкции. В частном порядке (и с максимальным отрицанием) они продолжают военную помощь и обучение, инструктируют своего клиента, что говорить публично, нанимают фирмы-консультанты по связям с общественностью и дают добро на вторжение, устраивают переворот, уничтожают оппозицию – но не слишком открыто и так, чтобы ограничить потери. Эти все действия более активны, чем просто «закрывать глаза». 5 декабря 1975 года, за два дня до того, как генерал Сухарто вторгся в Восточный Тимор и начал резню, приведшую к гибели около 60000 тиморцев, Генри Киссинджер и президент Форд прибыли в Джакарту с визитом, который позже представитель Госдепартамента назвал «большим подмигиванием».
324
См. состоящую из семи частей серию: Mark Danner', New York Review of Books, особенно «America and the Bosnian Genocide», Dec. 1997.
326
Helen Fein (ed.), The Prevention of Genocide: Rwanda and Yugoslavia Reconsidered, Working Paper (New York: Institute for the Study of Genocide, 1994).
328
Michael Stohl, «Outside of a Small Circle of Friends: States, Genocide, Mass Killing and the Role of Bystanders», Journal of Peace Research, 24 (1987), 151-66.