Даже если история намеренно создана для того, чтобы накормить зверя СМИ, ее окончательное воздействие может не быть ни мгновенным, ни продолжительным. Культура отрицания слишком сильна для использования руководства Браумана «Как попасть на телевидение со своей катастрофой»[350]. (1) Картинки, а не слова, превращают происшествие в событие; они должны быть доступны в виде непрерывного потока, который можно использовать несколько раз в день для достижения кумулятивного эффекта. (2) Переворот должен быть изолированным, чтобы его не вытеснил другой параллельный конфликт. (3) Должен быть посредник – личность или волонтер из гуманитарной организации – для «аутентификации» жертвы, придания нужного направления возникающим эмоциям и обеспечения как дистанции, так и связи между зрителем и жертвой. (4) Жертвы должны быть интуитивно приемлемыми для западных зрителей. Различные этнические группы имеют разные шансы пройти это испытание, независимо от того, какие трудности они переживают. Они также должны быть «100%» жертвами, а не активными участниками. (5) В идеале должен быть гуманитарный волонтер – например, оказавшийся на месте французский врач – работающий и/или дающий интервью. Эта достойная освещения фигура – не дипломат, не партизан, наполовину любитель, наполовину эксперт, одновременно герой и рассказчик – может затмить любую другую драму, спасая жизнь в прямом эфире на камеру.
Попытки сделать событие достойным освещения в печати должны дважды угадать тип истории, которую оно создаст. Реакция на отдаленные страдания будет зависеть от того, в какой форме будут представлены составляющие их образы. Проблема может явиться общественному вниманию как зарубежные новости, катастрофа, этническая напряженность или права человека; это можно назвать «массовым убийством» или «геноцидом»; его можно «натурализовать» (то, что происходит естественным образом и регулярно) или рассматривать как новое и особенно злое. Причинами могут быть названы трайбализм и традиционные конфликты, наследие колониализма или коррумпированные диктатуры третьего мира. Преступники могут быть изображены как злые, жестокие и безжалостные, или как обычные люди, попавшие в цикл политического конфликта, или как ответственные правительства, защищающие своих граждан от угроз их повседневной безопасности. Жертвами могут быть беспомощные, невиновные и пассивные или, напротив, безжалостные террористы, не заслуживающие сочувствия, или нечто среднее, то есть частично ответственные за их страдания. Спасателей можно ранжировать по авторитетности. Можем ли мы поверить этому серьёзному швейцарскому чиновнику МККК или молодой ирландской медсестре, делающей прививки? Являются ли они эффективными профессионалами или вмешивающимися в дела добровольцами? Наконец, существуют метапредставления о решениях. Является ли это «проблемой без решения» или можно хотя бы представить себе какие-то решения: внутриполитические изменения, внешнее вмешательство, международные санкции, систему раннего предупреждения?
Если средства массовой информации представляют насилие в стране как еще один эпизод многовековой дарвиновской борьбы за власть, поворот в бесконечном цикле возмездия, который находится за пределами любого мыслимого решения, то «пассивность» свидетеля вряд ли удивительна. Если жертвы – будь то интервью в больнице или трупы во вскрытых могилах – не изображаются полностью невиновными, тогда понимание и сочувствие подрываются. Похоже, что у всех главных героев многих недавних конфликтов были тонкие (хотя и совершенно безумные) причины убивать друг друга. Как отмечает Игнатьев, образ обеих сторон, сумасшедших, фанатичных и вышедших из-под контроля, противопоставляется мрачному ландшафту хаоса и отчаяния, с которым ничего нельзя поделать. Совесть утешается (а словарный запас отрицания увеличивается) «поверхностной мизантропией» и моральным отвращением[351]. То, что выглядит как личное обоснование, явно является отражением того, что пишут средства массовой информации.
Правда в том, что масштабы массовых страданий трудно осознать, и еще труднее вызвать и сохранить внимание к нему. Масштаб виктимизации превышает первоначальный порог, но интерес не может быть устойчивым; «одна и та же» история не может повторяться снова и снова. Перестал удерживать внимание – это культурная форма синдрома дефицита внимания. Мгновенно возникшие новости мгновенно же становятся историей. Медиа-зверя нужно постоянно кормить, и он никогда не будет благодарен за ваши усилия. Новости в прайм-тайм настолько голливудские, что пятиминутная встреча в Овальном кабинете в Международный день прав человека между президентом Клинтоном и наблюдателями за соблюдением прав человека из Руанды (встреча, на организацию которой потребовался час офисной работы) получила значительно больше освещения в СМИ, чем подробные отчеты о самих зверствах (отчеты, на составление которых уходят месяцы времени, экспертизы и тщательной проверки).
350
Rony Brauman (then head of Médecins Sans Frontières), «When Suffering Makes a Good Story», in Francis Jean (ed.), Life, Death and Aid (London: Routledge and Hachette, 1993), 149-58.