Все гуманитарные послания основаны на пробуждении этих чувств. Что непросто. Географическая и социальная дистанция, стереотипы в СМИ, недостаток знаний и сам масштаб многих ужасов создают ощущение, что эти события принадлежат другому миру. Могу ли я представить, что бы я почувствовал, если бы однажды днем к моему дому подъехала машина, двое мужчин вошли в дом, и моя дочь «исчезла» бы вместе с ними в пустоте? Две одинаково трудные стратегии пытаются преодолеть такие препятствия: во-первых, моралистический призыв расширить границы вашей вселенной ответственности; во-вторых, личный призыв идентифицировать себя с конкретными жертвами.
Морализаторский призыв обращен к вашей принадлежности к глобальному сообществу, не ограниченному рамками национальности, этнической принадлежности, религии или политики. Пассивность в Германии тридцатых годов по той причине, что вы не были коммунистом или евреем, становится тем же, что и отказ от помощи сегодня, потому что вы не тутси в Руанде или курд в Ираке. В более сентиментальном плане призыв заключается в «надежде и любви, которыми нуждающиеся люди делятся с неравнодушными людьми. Мы и есть эти люди, а они – это мы». Позабывшим о своем членстве напоминают: «Когда вы впервые откликнулись на призыв и стали членом Amnesty International, вы ясно осознали неразрывную связь между вами и теми людьми, которые страдают от безжалостного угнетения, физических пыток или политического насилия. Вы знали, что когда нарушаются права человека одного человека, страдает и ваше человеческое достоинство».
Более личный призыв к идентификации с отдельными конкретными жертвами выглядит по-иному. В одном сообщении AmU о пытках приведены пятнадцать фотографий жертв, названных по именам. Затем: «Оглянитесь вокруг. Лица на этих страницах – жертвы пыток, тюремного заключения или «исчезновения». И несмотря на то, что у них разные имена и они родом из далеких стран, они такие же люди из плоти и крови, как и мы с вами. У них есть семьи. У них есть дети. Они чувствуют боль. И они страдают».
Жертвы изображены как обычные люди. Обращение также пытается нормализовать то, как происходят нарушения: возможно, этого не может случиться с вами, но это может случиться с такими людьми, как вы, и по причинам, которые вы вполне можете себе представить. Рассылка AmB о расизме в Европе пытается отвлечь читателя от привычных идентификаций к более невероятным: большинство из вас сталкивались с той или иной формой дискриминации (даже по акценту или внешнему виду); у вас разные этнические, религиозные и сексуальные идентичности. Многие из вас знают, что значит быть другим. «Но можете ли вы представить свои первые мысли каждое утро, когда вы просыпаетесь и задаетесь вопросом, будете ли вы и ваша семья еще живы в конце дня?». На этом этапе вас просят представить себя боснийским мусульманином или этническим албанцем.
Обращения к определенной аудитории могут быть более целенаправленными: женщинам (представьте себя потенциальной жертвой изнасилования) или журналистам (представьте, что вас арестовали за написание статьи). На лицевой стороне листовки «Молодежные действия» написано: «Вас посадили бы в тюрьму, если бы вы пожаловались на свою школу?». В тексте рассказывается о девушке в Албании, арестованной за создание «Общества свободы» в знак протеста против решения отменить уроки албанского языка. Далее следует случай с двенадцатилетним иракским мальчиком: «Будете ли вы подвергаться пыткам из-за взглядов ваших родителей? Али был». В конкурсе рассказов подросткам предлагалось «попытаться выразить словами, каково было бы, если бы у вас отняли свободу, заключили в тюрьму за ваши убеждения… Представьте себя узником совести: одиночество, страх и страдания от заключения в тюрьму, хотя вы не совершили ни одного преступления».
Мы очень мало знаем о влиянии таких обращений. Гипотетические сценарии злодеяний могут вызвать сочувствие к жертвам, поддержку вмешательства и готовность пойти на личные жертвы для защиты прав других людей[394]. Тревога и сочувствие коррелировали с силой средств, которые они одобрили. Но изображения, призванные вызвать сочувствие, могут показаться слишком удручающими и отпугивать доноров. В одном исследовании было достаточно простого логотипа названия благотворительной организации; ситуативное давление (имидж, социальное давление) действовало независимо от того, было ли фото или сообщение, выражающее эмпатию[395].
Вызвать сочувствие – сложная задача. Обращения, ориентированные на жертву, подчеркивающие неотложные личные потребности жертв, отличаются от обращений, ориентированных на цель, которые подчеркивают ответственность человека, которого просят о помощи. Обращения потерпевших приносят больше пользы, но только если потребность кажется реальной. Альтруизм, вызываемый эмпатией, и желание отстаивать моральный принцип справедливости – это независимые социальные мотивы, которые могут совпадать, но иногда и конфликтовать. В одном из исследований участники, которых не побуждали испытывать сочувствие, действовали в большей степени в соответствии с принципом справедливости; те, кто был вынужден испытывать сочувствие, с большей вероятностью нарушали этот принцип и поступали несправедливо. Предпочитая помочь человеку, которому сопереживали, они осознавали свою несправедливость[396]. Нам вряд ли требуются социальные психологи, чтобы сказать, что люди или дела, по поводу которых мы испытываем особую эмоциональную озабоченность, часто не являются теми, кто или что больше всего в них нуждается. Но нам нужно напомнить о близорукости альтруизма, вызванного эмпатией, случайном сострадании, возникающем в результате того, что одна страна более фотогенична, чем другая.
395
Bill Thornton et al., «Influence of a Photograph on a Charitable Appeal», Journal of Applied Social Psychology, 21 (1991), 43345.
396
C. Daniel Batson et al., «Immorality from Empathy-Induced Altruism: When Compassion and Justice Conflict», Journal of Personality and Social Psychology, 68 (1995), 104254.