Эти три способа «подвести черту» – моральная история, биография и география – создают очевидные проблемы при использовании закона с целью достижения истины. Осиэл успешно определяет дальнейшие проблемы[412]. Правами обвиняемых можно пожертвовать ради социальной солидарности. Историческая перспектива может быть утеряна. Ссылка на ошибочные прецеденты или ложные аналогии между прошлыми и будущими спорами может способствовать возникновению иллюзий чистоты и величия. Требуемые признания вины и покаяния могут быть слишком обширными: требуется больше людей, чтобы признать большую ответственность и решительно порвать с прошлым. Юридические процессы плохо подходят для пробуждения и построения коллективной памяти. Даже если коллективная память может быть сознательно создана законом, это может быть сделано нечестно.
Два недавних процесса во Франции иллюстрируют эти проблемы. Суд 1987 года над Клаусом Барбье (бывшим офицером СС, «лионским мясником») был явно оправдан с педагогической точки зрения: возможность самосовершенствования, урок истории для нового поколения. Его неудача как метода создания соответствующих знаний вряд ли подлежит сомнению[413]. Финкелькраут утверждает, что багаж далекого прошлого оказался слишком тяжелым. Стратегия защиты заключалась в том, чтобы использовать этот временной разрыв, объединив слишком много исторических вопросов: значение нацизма, антисемитизма и расизма; уникальность Холокоста; характер оккупации Франции; сотрудничество и сопротивление; последствия правления Франции в Алжире и Вьетнаме; даже природа сионизма. Результатом стал постмодернистский процесс – текст, из которого никто не мог извлечь многого.
Суд над Морисом Папоном в 1997–1998 годах привел к еще большему разочарованию в восстановлении истины[414]. Папон, бывший высокопоставленный государственный служащий (в разные периоды префект парижской полиции и министр, близкий к Миттерану), был приговорен к десяти годам лишения свободы за соучастие в преступлениях против человечности. После 1940 года он помог организовать депортацию 1500 евреев (около половины всех евреев города) из Бордо в концентрационный лагерь Дранси под Парижем для отправки в газовые камеры. Суд был тесно связан со всем послевоенным отрицанием сотрудничества с оккупантами. С тех пор, как после 1968 года мифам о сопротивлении был брошен вызов, Франция пережила приступы лихорадочного самоанализа всей структуры оккупационной власти, сотрудничества и сопротивления[415]. Суд вряд ли смог бы выработать согласованную версию этой истории. В любом случае, чтобы быть признанным виновным, было ли достаточно того, что Папон должен был понять цель депортаций, даже если он «не был согласен с ней идеологически»? Почему обвинение взвалило всю вину на одного человека, который в то время был всего лишь чиновником среднего звена?
Суд не раскрыл ни аморального характера Папона, ни того, были ли (молодые) присяжные более согласны с новой историографией (которая признает коллаборационизм чиновников Виши) или застряли в старом прочтении: те неохотно поддавались нацистскому принуждению, чтобы защитить своих собратьев-французов от чего-то худшего. Пытаясь одновременно служить правосудию, истории, педагогике и памяти, суд в конечном итоге не принес пользы никому[416].
Сомнения, порожденные процессом в Нюрнберге относительно справедливости и истины, остаются точно такими же, хотя сегодня они имеют меньшее значение просто потому, что существует так много альтернативных способов признания.
Люстрация – это способ привлечения к ответственности в обход уголовного закона путем отстранения или понижения целых категорий людей на государственных должностях. (Термин происходит от латинского lustratio: очищение посредством ритуального жертвоприношения.) Прецедентом этой массовой чистки была политика денацификации, проводимая (очень частично) союзниками, и чистка коллаборационистов в оккупированной Европе. В недавние переходные периоды его использовали почти исключительно некоторые посткоммунистические государства Восточной Европы, особенно Чехословакия и бывшая ГДР (где декоммунизация была значительно более тщательной, чем первоначальная денацификация).
412
Mark Osiel, Mass Atrocity, Collective Memory and the Law (New Brunswick, NJ: Transaction Publishers, 1997).
413
Alain Finkelkraut, Remembering in Vain: The Klaus Barbie Trial and Crimes against Humanity (New York: Columbia University Press, 1992).
414
Об имевших место во Франции дебатах см.: Robert O. Paxton, «The Trial of Maurice Papon», New York Review of Books, 16 Dec. 1999, 32–8.
415
См.: Henry Rousso, The Vichy Syndrome: History and Memory in France since 1944 (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1991).
416
Paxton, «Trial of Maurice Papon», 7, citing Eric Conan's detailed Le Procès Papon: un journal d'audience.