Существует не много теорий и еще меньше данных о том, как мы реагируем на такие призывы. Некоторые что-то делают, но большинство из нас подбирают и используют что-то из своего набор рационализаций, или просто чувствуют себя беспомощными, или (метафорически и фактически) отключаются. Телевизионные образы далеких страданий, кажется, не принадлежат к тому же миру, что и наша привычная повседневность. Но и у дальнего, и у непосредственного наблюдателя возникают общие вопросы: действительно ли это моя проблема? Могу ли я поставить себя на место этих жертв? Что я могу поделать с этим, в любом случае?
Сторонние государства-наблюдатели
Внешними наблюдателями являются также целые правительства и «международное сообщество». Термин «страны-наблюдатели» первоначально использовался для обозначения отсутствия реакции со стороны правительств союзников на ранние сведения о разворачивающемся уничтожении европейских евреев – нежелание верить утверждениям о геноциде и отказ от конкретных действий, таких как бомбардировки концентрационных лагерей. Повторяющиеся мантры, призывающие западные правительства «что-то сделать» с Руандой, Косово и Чечней, являются частью долгой истории избирательного отказа от вмешательства в некоторые национальные и международные конфликты.
В настоящее время ведутся активные дебаты о поддержании мира и международном гуманитарном вмешательстве: обсуждается концепция национальных интересов; не затихают споры о том, являются ли национальные государства моральными действующими лицами с моральными обязательствами; формулируются доктрины невмешательства и национального суверенитета; крепнут убеждения в моральном релятивизме. Не преувеличивая таких понятий, как «отрицание» и «свидетель», они, по крайней мере, предполагают некоторые аналогии. Буквальное отрицание имеет место, когда правительствам-наблюдателям приходится реагировать на грабежи своих государств-клиентов или партнеров по торговле оружием. Цинично и с очевидным намерением ввести в заблуждение, они отрицают, что им известно о том, что творят их партнеры. Ежегодный обзор ситуации с правами человека Государственного департамента интерпретирует сообщения собственного посольства как «утверждения». Информации присваивается другой когнитивный идентификатор («этнический конфликт», «восстановление порядка», «потребности в безопасности», «продвижение мирного процесса») или отрицается ее политическая значимость. Такая реакция практически стала рутинной практикой в международных организациях, таких как Организация Объединенных Наций. Купер обращает внимание на «техно-логию отрицания, разработанную государствами-членами Организации Объединенных Наций, когда они прикрывают правительства-нарушители»[9].
Босния была наиболее показательным случаем, когда проводилась аналогия с Холокостом. Ранние сообщения – о зверствах, массовых изнасилованиях, лагерях для задержанных, этнических чистках - изначально не принимались официальными источниками. В конце концов, ни одна нация-наблюдатель уже не отрицала эти реалии, но теперь оправдывала невмешательство, используя знакомую смесь из высокопарных принципов, прагматических сомнений, политической целесообразности и личных интересов. События в Руанде, хотя и гораздо более похожее на Холокост, были сочтены слишком неважными и далекими для того, чтобы стать решающими аргументами для ответных действий.
Разница между знанием о страданиях своей семьи и своих близких и знанием о чужих и далеких настолько издавна присуща восприятию людей, что нет необходимости ее объяснять. Узы любви, заботы и долга не могут быть воспроизведены или смоделированы где-либо еще. Но границы моральной вселенной варьируются от человека к человеку, они также растягиваются и сжимаются исторически - от семьи и близких друзей до соседей и общины, этнической группы, единоверцев, страны, вплоть до «детей мира». Это не просто психологические вопросы, они опираются на более широкий дискурс о реакции на «потребности чужаков»[10].
9
Leo Kuper, Preface to Israel Charny (ed.), Genocide: A Critical Bibliographical Review, vol. 2 (London: Mansell, 1991), xiv.