В вашем собственном сообществе вы знаете о социальных страданиях (в прошлом или настоящем) из собственных наблюдений и опыта. Но информация о других странах, зачастую необычных и отдаленных местах, поступает в основном из средств массовой информации или от международных гуманитарных организаций. Оставляя в стороне крайние случаи изоляции вследствие почти полного государственного контроля над информацией, обитатели мест событий обычно имеют большую по объему и более детальную информацию, чем посторонние – на основании личного опыта, памяти, из личных контактов, национальных СМИ, слухов, языковых нюансов и лучшего понимания местной общественной культуры. Эта информация богата, персонализирована, многомерна и исторически многослойна. Вы можете сами почувствовать запах слезоточивого газа; вы знаете, что кого-то пытали, и знаете того, кого пытали; ваш двоюродный брат служит в армии; вы участвовали в недавних политических событиях; вы испытываете сильные чувства (предвзятые или объективные) по отношению к злу, чинимому врагом («жертвой»?), и страх перед тем, что может случиться, если вы пойдете на какие-либо уступки. Эта насыщенная картина совсем не похожа на плоскую, одномерную информацию (заголовки, звуковые фрагменты и пятидесятисекундные телевизионные сюжеты), которую мы получаем о зарубежных событиях.
Зверства, совершенные в прошлом, могут оставаться действительно неизвестными – остаются тайными камеры пыток и безымянными братские могилы. Но в обществах, где зверства имели место, люди обычно знают о большинстве из них, и правительства знают, что их граждане знают. Практика государственного террора одновременно не является ни тайной, ни общепризнанным явлением. Информация циркулирует – соседи становятся свидетелями исчезновений или похищений, жертвы пыток возвращаются к своим семьям, читатели газет точно знают, что сообщения подверглись цензуре, – но одновременно она отрицается. Страх внутри человека зависит от знания и неуверенности: кто будет следующим? Легитимность государства в общественном пространстве зависит от постоянного официального отрицания.
Если виновником оказывается ваше собственное правительство, это должно касаться вашей личности и вашей политической роли. Вы не несете ответственности за зверства – ведь вы можете быть противником правительства или даже потенциальной жертвой. Но это ваша страна. Как ее гражданин, каким бы далеким от его политики или критичным по отношению к ней вы ни были, вы привязаны к ней коллективными узами культуры, истории и лояльности. Это не ужасы в каком-то отдаленном месте, к которому вы не испытываете никаких чувств. Когда дело доходит до других стран, есть несколько подобных конкурирующих источников вины, стыда и лояльности.
На карту поставлены интересы и риски в вашей собственной стране: материальные интересы и личная безопасность. Любой исход конфликта напрямую повлияет на вашу жизнь. Интерес израильских граждан к тому, что происходит в их стране, отличается от интереса граждан Канады к информации об Израиле. И желание сделать что-то для своей страны потребует от вас больше, поскольку вам придется заплатить высокую цену за противостояние консенсусу большинства: вас подвергнут остракизму, изоляции и стигматизации как «предателя». Вы рискуете даже сами стать жертвой.
Удаленным международным наблюдателям, напротив, не нужно глубоко вникать во все эти сложности, чтобы занять определенную позицию. Им достаточно сделать совсем немного: выписать чек, подписать петицию, послать открытку заключенному, вступить в организацию – и почти без риска для себя. Гражданин Швеции, подписавший петицию Amnesty против смертной казни в Сингапуре, совершает малый поступок. Стороннему наблюдателю гораздо легче мобилизоваться, чтобы занять простую и однозначную позицию: «Конечно, я против оккупации Восточного Тимора»; «Нет сомнений, я поддерживаю права курдов». В вашей же собственной стране-нарушителе даже самое, казалось бы, нейтральное действие может поставить вас вне консенсуса. Моральное возмущение по поводу событий в отдаленном месте безопасно, дешево и несложно.
Существуют, однако, разные причины, которые снижают вероятность активного участия в международных событиях. Я понимаю, почему я должен интересоваться (а не «отрицать») существованием преступности, безработицей, имеющим место жестоким обращением с детьми, наличием бездомных, расизмом или непрекращающимся загрязнением окружающей среды в моей собственной стране. Но почему я должен вникать, не говоря уже о том, чтобы «сделать что-то», в то, что в Алжире было убито сто человек или в Малави был заключен в тюрьму поэт? Мощное моральное метаправило состоит в том, чтобы в первую очередь заботиться о своих людях: «Благотворительность начинается дома». Насущные внутренние социальные проблемы должны иметь приоритет над извечными потребностями отдаленных мест. Действие этого метаправила было наглядно продемонстрировано бывшим министром обороны Великобритании Аланом Кларком в телевизионном документальном фильме 1994 года о событиях в Восточном Тиморе[11].
11
«Death of a Nation», directed by John Pilger on Channel Four, Feb. 1994. John Pilger, «Journey to East Timor: Land of the Dead», Nation, 25 Apr. 1994, 550-2.