Но, без сомнения, ничто из этого не является самоочевидным. Я рассказываю знакомой, что меня «глубоко тронула» выставка военных фотографий. Она идет на выставку, но ее там совершенно ничто не трогает. «Это оставило меня равнодушной», - говорит она. Наши взгляды и вкусы настолько схожи, что такое полное расхождение вызывает недоумение. В качестве иллюстрации я приведу аллегорию загадки: рецензию, написанную двадцать пять лет назад молодой жительницей Нью-Йорка, на коллекцию фотографий, сделанных другой молодой жительницей Нью-Йорка.
Фотограф – Диана Эрбус, первый «художественный» фотограф, который произвел на меня впечатление. Когда я сам впервые увидел ее работы в начале семидесятых, я был ошеломлен, совершенно загипнотизирован. Ее фотографии всегда оставались со мной, изображенные ею люди будто не замечали камеру, пока я разглядывал их. Тогда я ничего не знал об Эрбус, но глубоко отождествлял себя с ее творчеством. Я чувствовал, что она настроена на проблему отрицания. Ее субъекты (уничижительно и ошибочно называемые «уродцами») выдвигают два убедительных, но противоречивых требования: признать свое крайне тревожное отличие от нас, а также свою общую с нами природу. Они не были привлекательными людьми; вам было бы неловко оказаться на публике вместе с большинством из них; вы не могли бы легко «идентифицировать» себя с ними. Но они могут изменить вас; нужно восхищаться их стойкостью.
Позже я был удивлен, увидев недоброжелательную рецензию Сьюзен Зонтаг на ретроспективную выставку в 1973 году, через два года после самоубийства Эрбус[531]. Ее реакция во всем была противоположной моей. Я забыл о рецензии и перечитал ее только двадцать пять лет спустя. Теперь я не согласен еще в большей степени. Она описывает 112 фотографий Эрбус как изображения «разнообразных монстров и пограничных случаев – большинство из них уродливы; ношение гротескной или нелепой одежды; в унылой или бесплодной обстановке»[532]. Я бы не стал использовать термин «монстр» даже в ироническом смысле; во всяком случае, около четверти фотографий представляют вполне «нормальных» людей, ни в коем случае не уродов. Посмотрите «Женщину с вуалью», «Женщину на скамейке в парке», «Женщину с медальоном», «Четырех человек на открытии галереи», на нудистов и танцовщицу топлесс. Ни одна из них не является даже отдаленно чудовищной. А что такое «пограничные случаи»?
Буквальные описания Зонтаг узнаваемы; мы оба видели одни и те же фотографии. Но с этой точки зрения расхождение полное. Я приведу четыре примера.
«Работы Эрбус не побуждают зрителей идентифицировать себя с изгоями и несчастными людьми, которых она фотографировала. Человечество не «единообразно». Ее послание антигуманистично».
Это невероятно. На мой взгляд, фотографии Эрбус не только явно «приглашают» к идентификации, но и мгновенно достигают ее. И делает она это самым необычным образом с полным осознанием того, «что невозможно переместиться из своей кожи в чужую, … что невозможно воспринимать чужую трагедию как собственную»[533]. Правда, некоторые люди выглядят несчастными, но многие вовсе не таковы. Один из близнецов на обложке выглядит вполне довольным; две группы умственно отсталых молодых женщин на фото «Без названия» смеются; большинство нудистов выглядят глупо, но счастливо; двое трансвеститов улыбаются; прекрасные «Танцующие еврейские пары» светятся счастьем. Эрбус увидела и показала нечто совершенно ошеломляющее: «Большинство людей проживают жизнь, опасаясь, что их ждет травмирующий опыт. Необычные рождаются со своей травмой. Они уже прошли испытание жизнью»[534]. Они достигли странного спокойствия; ужасное уже произошло. Я вижу это на фотографиях каждый раз, но Зонтаг не видит никогда. Да, я согласен, что Эрбус аполитична. Но «антигуманистична»? Нет сомнения, ее послание в целом «гуманистическое».
«Двусмысленность работ Эрбус заключается в том, что она, кажется, участвовала в одном из самых заметных проектов художественной фотографии – концентрируясь на жертвах, несчастных, обездоленных – но без той сострадательной цели, которой, как ожидается, будет служить такой проект. Творчество Эрбус показывает людей жалких, несчастных, а также ужасных, отталкивающих, но никаких чувств сострадания оно не вызывает».
Фотографии, возможно, не вызовут чувства сострадания у Зонтаг. Но такое чувство поразило меня мгновенно и остается таким же сильным и двадцать пять лет спустя. Я не вижу ни малейшего следа «двусмысленности».
«Фотограф не только не подсматривала за уродами и изгоями и не застигала их врасплох, а знакомилась с ними, чтобы они позировали ей… Наибольшая загадка фотографий Эрбус заключается в том, что они рассказывают о том, что чувствовали ее субъекты после того, как согласились сфотографироваться. Видят ли они себя, задается вопросом зритель, именно такими? Знают ли они, насколько они гротескны? Создается впечатление, что нет».
531
Diane Arbus: An Aperture Monograph for The Museum of Modern Art (New York: MOMA, 1972).