Создатели когнитивной теории не подчиняются инфантильным и бессознательным желаниям, но сами по себе способны к поразительным перцептивным суждениям, решениям и рациональности. Даже предубеждения, иллюзии и рационализации, происходящие при этом, являются результатом рациональных ошибок в решении проблем, а не скрытых потребностей, желаний или травм. Их жизнь как ученых, пользующихся собственной интуицией, к сожалению, скомпрометирована «дедуктивными недостатками». Нет смысла мучиться отрицанием, вот и все.
Если «интерпретационное отрицание» – это просто еще одна ошибка вывода, то буквальное отрицание – это что-то вроде внимания без осознания: высокоскоростной психологический механизм, запрограммированный, как компьютер, на «УДАЛЕНИЕ», а не «СОХРАНЕНИЕ» информации. Но в отличие от компьютера, мозг не обрабатывает информацию шаг за шагом. Он может одновременно выполнять несколько операций над мириадами данных («параллельная распределенная обработка», как говорят в информатике).
Отрицание – это всего лишь «схема обработки информации, направленная на избегание знания». Прерывание и искажение происходит где-то между стадиями, предшествующими сознательной регистрации, фокусного внимания, понимания и полной когнитивной проработки. В отличие от взглядов на сознание, основанных на здравом смысле, в декартовом театре нет внутреннего зрителя, нет «я». Для постороннего этот механистический взгляд, который пытается обойтись без сознательного разума, несводимого к функционированию мозга, полностью противоречит интуиции[95]. Конечно, нельзя сказать ничего очень интересного об отрицании, не предполагая сознательное я, которое отрицает.
Как ни странно, очень механистическая теория Деннета предлагает яркий образ некоторых форм отрицания[96]. В модели разума с «множественными черновиками» вы не можете остановиться на одном моменте ментальной обработки как на моменте сознания. Деннет утверждает, что нет никаких функциональных различий между «предшествующими» стадиями или ревизиями, которые являются предвосхищающими, и «последующими» стадиями, которые при воспоминании обнаруживаются как обремененные памятью. Вы даже не можете провести различие между тем, что субъект осознает, и тем, что он не замечает в любой данный момент. Вы не выделяете сущности сначала, а создаете шаблон уже потом. Скорее, это мгновенные множественные наброски, в которых точка зрения наблюдателя «размазывается» в мозге в одно и то же время.
Деннет сравнивает «сталинское» и «оруэлловское» объяснения того, что делает мозг. В традиционной сталинской модели цензор задерживает передачу до тех пор, пока более приемлемая, должным образом отредактированная версия не станет доступной для циркулирования. Сталинский монтажер вклеивает в фильм дополнительные кадры перед отправкой в кинотеатр, единственным зрителем которого является сознательный субъект. Отрицание происходит вследствие того, что редактор вырезает нежелательную информацию еще до того, как она достигает полного субъективного осознания и сообщения. Оруэлловский же редактор замечает, что неприкрашенная история не имеет достаточного смысла. Таким образом, он интерпретирует необработанные события (в типичном эксперименте красная точка, за которой следует зеленая точка на пустом экране), составляя причинно-следственный рассказ о промежуточных отрывках, а затем закрепляет эту историю в памяти для использования в будущем. Вы говорите и верите, что видели иллюзорное движение и изменение цвета, но на самом деле это галлюцинация памяти, а не точное отражение вашего изначального сознания.
Деннет отдает предпочтение оруэлловской версии – дополнительная обработка выполняется после того, как вы приходите в сознание – по сравнению со сталинской версией, в которой она предшествует осознанию. Но вы не можете выбирать между ними: в машине нет субъекта, нет призрака, «которому» ретранслируются образы. Вместо познавательного театра разума есть просто программный пакет одновременных множественных черновиков. Прекрасная метафора, которая мало что объясняет в отношении отрицания.
96
Daniel C. Dennett, Consciousness Explained (Harmondsworth: Penguin, 1992). On Orwellian versus Stalinesque models of the mind, see esp. 116-24.