Какими бы привлекательными ни казались эти утверждения – с их ироничным намеком на то, что только депрессивные люди адекватно воспринимают реальность (или что принятие реальности вызовет у вас депрессию), – это вряд ли является слишком большой натяжкой. Однако, таков упрощенный взгляд на психическое здоровье, так как имеется мало свидетельств широкого распространения подобных иллюзий, а их отличия от бреда или отрицания едва ли очевидны. Более того, идеальные люди Тейлора – это не активисты, поддерживающие свой и чужой моральный дух с помощью дозированного самообмана. Такое было бы прекрасно, так как все вдохновляющие лидеры излучают большую надежду, чем позволяет ситуация. Они знают лозунг «Пессимизм в голове, оптимизм в сердце». Но творческие самообманщики Тейлора не такие. Все, что они делают, это сводят к минимуму «более суровую сторону реальности» и отрицают излишнее чувство вины. Почему же тогда у них должна быть мотивация сделать мир лучше? Перспектива доверить дело социальной справедливости этим якобы глупым оптимистам с их положительными иллюзиями и творческим самообманом не успокаивает. Я бы предпочел рискнуть присоединиться к нескольким депрессивным реалистам или реалистичным депрессивным людям. Люди, сильно одаренные положительными иллюзиями – особенно относительно собственного всемогущества – совершают самые ужасные злодеяния. Впечатляющими качествами высокой самооценки, чувством мастерства, верой в свою способность добиться желаемых результатов и нереалистичным оптимизмом в изобилии обладали Муссолини, Пол Пот, Чаушеску, Иди Амин и Мобуту.
Относительно и виновников масштабных злодеяний, и нарушителей обычных уголовных законов можно задать один и тот же набор вопросов: «Почему они совершили это?»; далее: «Как они могли это сделать, но при этом верить в те правила, которые нарушают?»; и еще: «Как они могли делать столь ужасные вещи, но при этом считать себя хорошими, порядочными людьми?»
Теория отрицания утверждает, что мы понимаем не структурные основы поведения (реальные причины), а объяснения, которые обычно дают сами девианты (причины, по их мнению). Оно связано не столько с буквальным отрицанием, сколько с интерпретациями или последствиями, особенно с попытками уклониться от суждения («Все не так плохо, как ты говоришь»).
Опровержения со стороны правонарушителя и стороннего наблюдателя относятся к более широкой категории речевых актов, известных как «обоснования», «мотивационные обоснования» или «словарь мотивов». Мотивы, как утверждал Райт Миллс, – это не таинственные внутренние состояния, а типичные выражения с четкими функциями в определенных социальных ситуациях[119]. Они служат для классификации людей по группам, нормы и ожидания которых они смешали. Нет смысла пытаться найти за этими рассказами более глубокие, «истинные» мотивы. В отличие от фрейдистской «рационализации» – механизма постфактум, запускаемого после действия для сокрытия тайного, бессознательного, неприемлемого, неизвестного, но реального мотива, – словесные формулировки мотивов являются исходными ориентирами поведения. Обоснование – это не просто еще один защитный механизм, позволяющий справиться с чувством вины, стыда или другим психическим конфликтом после совершения преступления; в каком-то смысле оно должно присутствовать до акта. То есть, чтобы описание процесса звучало гораздо более рационально и расчетливо, чем обычно, я должен спросить себя: «Если я сделаю это, что я тогда смогу сказать себе и другим?». От намеченных действий можно отказаться, если, несмотря на сильное побуждение, потребность или желание, невозможно найти приемлемую причину.
Такие внутренние монологи не являются личным делом. Наоборот: обоснование вырабатывается путем обычной культурной передачи и извлекается из хорошо зарекомендовавшего себя коллективно доступного пула. Учетная запись принимается благодаря ее общественной приемлемости. Социализация учит нас, какие мотивы приемлемы для каких действий. Отрицание намерения («Я не хотел разбить стекло… это был просто несчастный случай») – вероятно, самая ранняя уклончивая формулировка, которую усваивают маленькие дети. Когда правила нарушаются – будь то незначительные нарушения повседневных норм, обычные преступления или политические злодеяния – правонарушители должны «дать обоснование» своих действий. Эта фраза несет в себе важнейшее двойное значение: не просто рассказывать историю («Вот что я сделал прошлой ночью»), но и нести моральную ответственность («Вот почему я украл эту книгу»).
119
C. Wright Mills, «Situated Actions and Vocabularies of Motive», American Sociological Review, 15 (Dec. 1940), 90413.