Что делать, если поведение правонарушителей явно не соответствует их заявлениям? Практически никакие акты изнасилования, например, не соответствуют животному образу сексуальности. Преступник не идет бесцельно по улице, не видит вдруг женщину и его не охватывает вдруг непреодолимое желание изнасиловать ее. Скорее, он заранее выбирает свою цель, планирует последовательность действий, выбирает ситуацию, которая сводит к минимуму его риск быть пойманным. Практически нет преступлений, более навязчивых, чем принято считать «клептоманию». Но подобные оправдания могут возникнуть еще до происшествия или впоследствии предложены другими, например, сочувствующими сотрудниками службы пробации. Они легко становятся риторическими уловками, которые, если их регулярно принимают другие, позволяют людям реально рассматривать себя с такой воображаемой точки зрения[128].
Отрицание настолько срослось с алкоголизмом, что «преодоление отрицания» занимает центральное место во всех стратегиях лечения – будь то традиционная терапия, целительство Новой Эры (New Age Psychology) или Анонимные Алкоголики. Одно из руководств полностью организовано в терминах отрицания: отрицание фактов («Я не пил»); отрицание подтекста («Конечно, я люблю выпить, но это не значит, что я алкоголик»); отрицание чувства («Меня это не беспокоит») и отрицание необходимости измениться («Значит, я алкоголик – и что?»)[129]. Эти пункты «Шкалы отрицания» отрицают вашу неспособность контролировать употребление алкоголя («Я могу пить, когда захочу, и бросить, когда захочу») и отрицают то, что вам необходимо лечение. «Шкала рационализации» содержит объяснение причин и оправдание пьянства[130].
Риторика политического оправдания не нуждается в сочувственных историях о сексуальных преступниках, алкоголиках или «маниакальных» магазинных воришках. Идеологическое преступление вовсе не влечет за собой ущербной способности учитывать ограничения, а отрицает саму легитимность этих ограничений. Но даже когда люди совершают ужасные вещи по благородным причинам, они все равно могут искать для оправданий культурно узнаваемый язык, чтобы избежать общепринятого осуждения. В результате получается мощная комбинация: отчасти идеологическая, отчасти защитная нейтрализация. Это может перерасти в неафишируемое самодовольство. Людям, сталкивающимся с полным моральным осуждением за совершение злодеяний, удается поддерживать представление о себе как о хороших (идеалистических, жертвующих, благородных, храбрых) или просто «обычных людях».
Словари отрицания базируются на том, что социальные правила являются предметом переговоров, гибкими, условными и относительными. Чем более толерантно, плюралистично и «мультикультурно» общество, тем богаче и разнообразнее будет его система мотивационного обоснования. Это может звучать достаточно мягко, но обоснования, встроенные в непротиворечивые мировоззрения – основанные на обращении к Богу, государству, революции или народу – становятся зловредными именно так, как предупреждал Оруэлл. Под «национализмом» он имел в виду не только национализм в узком смысле, но и все идеологии, поддерживающие себя за счет отрицания других реальностей.
Чтобы заслуживать доверие, отрицания опираются на общепринятые культурные словари. Они также могут быть едины еще и в другом важном аспекте: основываться на обязательствах, принятых между людьми – будь то партнеры (folie à deux) или вся организация – вступать в сговор и поддерживать друг друга в опровержениях. Без специальных переговоров члены семьи знают, каких проблемных тем следует избегать, какие факты лучше не замечать. Эти сговоры – взаимно подкрепляющие отрицания и не допускающие метакомментариев – лучше всего работают, когда мы не знаем о их существовании. В результате «жизненная ложь» в семье может стать настоящим слепым пятном, закрытым от критики. Но факты слишком жестоки, чтобы их игнорировать. Их приходится интерпретировать по-новому, используя такие приемы, как минимизация, эвфемизм и шутки: «Если сила фактов слишком жестока, чтобы их игнорировать, тогда их значение можно изменить. Жизненно важная ложь остается нераскрытой, покрываемая семейным молчанием, превращается в алиби, категорическое отрицание. Сговор поддерживается за счет отвлечения внимания от пугающего факта или за счет переформулирования его значения в приемлемый формат»[131].
128
: Donald R. Cressey, «Role Theory, Differential Association and Compulsive Crimes», in Arnold M. Rose (ed.), Human Behaviour and Social Process (Boston: Houghton Mifflin, 1962), 443—67.
129
Robert J. Kearney, Within the Wall of Deniaclass="underline" Conquering Addictive Behaviors (New York: W. W. Norton, 1996).
130
L. Charles Ward and Paul Rothaus, «The Measurement of Denial and Rationalization in Male Alcoholics», Journal of Clinical Psychology, 47/3 (May 1991), 465-9.
131
Daniel Goleman, Vital Lies, Simple Truths: The Psychology of Self-Deception (New York: Simon and Schuster, 1985), 17.