Согласно теории нейтрализации, обычные правонарушители обычно не оправдывают свои правонарушения: они не берут на себя полную ответственность, не выступают против общепринятых ценностей, не апеллируют к альтернативным моральным кодексам. Вместо этого они оспаривают общепринятые значения, придаваемые их правонарушениям, или пытаются избежать моральной вины и юридической ответственности. Повсеместное распространение таких подходов показывает, что общепринятые ценности остаются важными, даже когда они нарушаются. По определению, такие преступные обоснования не следует смешивать с политическими злодеяниями.
Тем не менее политические обоснования чаще всего следуют той же внутренней логике и выполняют ту же социальную функцию, что и обычные девиантные оправдания. Нарратив признает, что нечто произошло, но отказывается принять категорию действий, к которой оно отнесено. Эквивалентом фразы «вы не можете назвать это воровством» является «вы не можете называть это пыткой». Приводимый мной список отрицаний состоит главным образом из идеологических версий основных пяти методов нейтрализации. Но к этому списку следует добавить два особенно важных аспекта: в начале отрицание знания – преступники заявляют, что не знают, что сделали они или окружающие их люди – и, в конце, моральное безразличие: отсутствие даже символических апелляций к общепринятой морали – никакой нейтрализации, потому что нейтрализовать нечего.
Политические обоснования столь же беспорядочны и непоследовательны, как и любые другие. Нет никакого контраста между чистой, предшествующей идеологической приверженностью и ситуационным давлением, таким как послушание. В нынешнем язвительном использовании такого контраста Гольдхаген утверждает, что виновные в Холокосте не были просто обычными людьми – пассивными, не подверженными влиянию некой идеологии и не желающими, – которых принуждали к социальному конформизму или заставляли подчиняться приказам, становясь роботами-носителями банальности зла[154]. Они были обычными немцами, истинно верующими, движимыми исторически укоренившимся, широко распространенным и яростным антисемитизмом, который логически поощрял «истребительную» идеологию, существовавшую задолго до того, как появилась возможность действовать в соответствии с ней. В этом смысле они были «добровольными палачами». Они могли бы отказаться, но не отказались; они не только уступали, но и действовали с рвением и беспричинной жестокостью. Им не нужны были оправдания, чтобы позволить им делать то, что они уже хотели сделать. Более поздние обоснования («просто винтик в машине») – это полностью тактические и манипулятивные оправдания.
Сравните это с социологическим расширением Бауманом тезиса подчинения авторитету[155]. Холокост – это не анахронизм, а продукт современности. Его осуществлению способствовала бюрократичность мышления: бюрократическая организация общества и рациональность, разделение функций, этическое безразличие и специализация. Модель «подчинения авторитету» объясняет, как обычные люди совершают ужасные вещи, если им приказывают и разрешают делать это. Они не желают «естественно» и не вырождаются морально. Как продукты цивилизационного процесса, они обладают врожденными моральными запретами. По крайней мере, они должны преодолеть животную жалость, вызванную перспективой убийства. Их отрицание идеологических мотивов, таких как крайний антисемитизм, и их отказ взять на себя полную ответственность за свои действия являются подлинными.
Не относит ли Гольдхаген «уничтожающий антисемитизм» к слишком раннему историческому периоду, не преувеличивает ли его связность, интенсивность и влияние и неправильно понимает тезис о послушании? Переоценивает ли Бауман влияние идеальной современной бюрократии, не игнорирует ли историческую специфику Германии, не недооценивает ли роль идеологии и не игнорирует ли другие примеры геноцида? Наш предмет - только словесные тени, которые подчеркивают контрасты приводимых примеров.
Обычные правонарушители заявляют об ошибочных обвинениях именно в их адрес («Это был не я») и используют бесконечные юридические стратегии, чтобы добиться вынесения им оправдательного вердикта. С дымящимся пистолетом в руке они с поразительной настойчивостью и изобретательностью борются против признания того, что это именно они совершили что-то преступное. Не следует ожидать услышать это от идеологических преступников: они точно знали, что происходит и что они делали, это было оправдано в свое время и по-прежнему остается оправданным.
154
Daniel Jonah Goldhagen, Hitler's Willing Executioners: Ordinary Germans and the Holocaust (London: Little Brown and Co., 1996).