Психопатологические механизмы, такие как «раздвоение», слишком драматичны, чтобы передать повседневные формы ролевого дистанцирования, разделения и сегментации, с помощью которых люди отделяют себя от того, что они делают. Мы все прибегаем к этому в нашей жизни и, обычно, осознаем, что делаем. Далекие от того, чтобы быть настолько частными и тайными, чтобы обмануть даже самого себя, эти состояния являются результатом общедоступных, даже клишированных культурных отрицаний, таких как «Моя работа – это не то же, что я сам». Наши общества поощряют и вознаграждают успешную практику разделения; диссоциация и оцепенение – неотъемлемые части постмодернистской культуры отрицания. Приведу четыре типа таких практик:
• Ограниченная или ситуативная мораль
Она позволяет вам изолировать ваше правонарушение в конкретной ситуации или месте, не считая себя аморальным в целом. В Израиле во время интифады солдаты запаса возвращались домой в отпуск на выходные после месяца жестокости в Газе, переодевались, прикалывали эмблему с голубем мира на свои рубашки и принимали участие в демонстрации «Мир сейчас». Адвокаты по гражданским свободам писали статьи и читали лекции приезжавшим делегациям, осуждая систему военной юстиции для палестинцев, но продолжали служить в резерве в качестве юристов в тех же военных судах. Эти формы институционализированного лицемерия и недобросовестности широко восхвалялись как признаки «терпимости» общества.
• Средства – покончить с диссоциацией
Согласно вездесущей метафоре «винтик в машине», люди не несут полной ответственности за результат предприятия, в котором они играют лишь ограниченную роль. В организациях с четким разделением обязанностей многие фрагментарные задачи кажутся безобидными сами по себе. Мораль легче приглушить, если эти рутинные, частичные вклады изолированы от конечной функции или конечного продукта. Вы в меньшей степени концентрируетесь на эффекте от того, что делаете, чем на том, чтобы сделать работу хорошо. Любое причиненное страдание отдалено и невидимо. Однако во многих случаях даже служащие, у которых очень ограниченные задачи (скажем, составление расписания поездов), имеют некоторое представление о том, к чему ведут запланированные перевозки. Просто невозможно, чтобы служащие в административном офисе «программы эвтаназии» точно не знали, что они делают. Берли описывает, как Ирмгард Хубер, старшая медсестра, непосредственно участвовавшая в убийстве заключенных, поддерживала психологическую выдумку о том, что была свободна от реальных убийств. «Она использовала различные стратегии отрицания и уклонения, чтобы дистанцироваться от того, что она делала»[206]. Хубер присутствовала на утренних совещаниях врачей, но затем служила лишь проводником инструкций по убийству пациентов своим подчиненным. Сохранение фальшивого образа самой себя как просто пассивного проводника, передающего приказы, было в высшей степени сознательным.
• Моральное равновесие
Преступники, которые вполне осознают вред или аморальность того, что они делают, тем не менее относят эти действия к небольшому автономному пространству самих себя. Это не какая-то голливудская маргинальная личность, мистер Зло, делающий эти ужасные вещи, неизвестные и неподконтрольные милой мисс Доброте. Утверждение не в том, что плохая наша часть самодостаточна, бессознательна или потаенна, а в том, что она маленькая. В нравственном атласе всей нашей жизни это пространство не имеет значения; не судите нас только по этому. В полной моральной книге общий баланс в нашу пользу. Жители литовских деревень, которые с готовностью сдавали своих соседей-евреев нацистам, а затем переселялись в их дома, сегодня напоминают посетителям (многие из них являются «туристами памяти»), что раньше они восхищались евреями и относились к ним с большой добротой. Они по-прежнему ничего против них не имеют.
• Недобросовестность и ролевая дистанция
Многие общества, особенно демократические, поощряют радикальное расхождение между верой и делом. Людям, которые не хотят совершать плохие поступки и считают, что их неловко оправдывать, дается возможность поверить, что то, что они говорят себе, не совпадает с тем, что они делают. Израильский следователь сказал палестинскому общественному деятелю, задержанному для допроса, что он чувствует себя некомфортно в этой ситуации. Он сам был за примирение, в течение некоторого времени поддерживал цели палестинского государства и надеялся однажды встретиться там с доктором А. В иврите даже есть специальное выражение, употребляемое с нарастающей иронией, для описания диссоциации между действием и эмоцией. Yorim V'Bochim буквально означает «стрелять и плакать»: плакать после совершения всех этих неприятных вещей – из самообороны, необходимости или долга – выражая таким образом громкое публичное сожаление, даже сочувствие пострадавшим.